КАРТА САЙТА

Такие похожие и разные страны и люди

В.В. Кругляков

Маленькие дети, ни за что на свете не ходите в Африку гулять!
В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы.
Будут вас кусать, бить и обижать.
Не ходите, дети, в Африку гулять.

«Бармалей». Стихотворение Корнея Чуковского

 

Сегодня, 16 июля 1992 года, я в третий раз в этом году покинул Находку. Первый раз – в январе на борту «Геолога Антропова» в сторону Магеллановых гор. Второй – в апреле на автобусе в направлении дома и вот, наконец, сегодня, на «Южморгеологии» – курс на Пусан.

Общая задача – завершить совместные экологические исследования в рудной провинции Кларион-Клиппертон в Северо-восточной котловине Тихого океана по программе Гавайского университета и выполнить детальные геологические исследования участка в Российском разведочном районе по программе ГНЦ «Южморгеология». Совмещение программ призвано удешевить работы за счет дальних переходов.

В связи с изменением общественно-экономического строя в порту Находки нет топлива. Нам надо вырваться из «нежных объятий» страны – крупного экспортера нефти и добраться до страны, где нет ни одного нефтяного месторождения, чтобы там забункероваться.

По плану был Хакодате (Япония). По факту как всегда не тогда и не туда. Идем мы не в Японию, а в Республику Корея. Это та часть полуострова, которая южнее 38-й параллели. Даже контракты с зарубежными компаниями наших рейсов не повышают нашей внутренней дисциплины. Это генетическое, национальное.

У советских – собственная гордость. Мы даже календарь строим не так как во всем мире. У людей неделя начинается с воскресенья – Sunday. По этому календарю моя неделя началась открытием групповой художественной выставки в Геленджике. А вчера, судя по словесным обещаниям, должна была открыться моя персональная выставка во Львове. Итак, начало очередного плавания совпадает с …..

Собственно, с чем? Но знаменует, видимо, активизацию моего художественного творчества.

На следующую мою реализацию дома, мне обещана персональная выставка в Геленджике. Подумываю – мысль родилась сегодня – о тематических разделах.

Например, большой раздел «Кругозор диаметром 350 мм» с подразделами «Море – оно разное», «Острова в океане» и «Глотки чужого воздуха или Мгновения на чужих землях и возле них». Первое – в основном акварели моря и неба. Второе – реальные видения островов и земель с центром экспозиции «Земля зовет». Третья – все виды впечатлений и воспоминаний о дальнем зарубежье без центрального экспоната и дат.

Другой большой раздел – значительно меньший – это «Памяти Союза Советских Социалистических Республик». Тут если кое-что домыслить, автобиография в живописи. Украина – родился, вырос, работал. Казахстан – убирал целинный хлеб. Таджикистан – первые самостоятельные съемочные маршруты. Работы на Каспии и в Черном море. Туркмения, Азербайджан.

Наконец, третий небольшой раздельчик «В лаборатории художника» с парой примеров трансформации образа вроде «Скал и склонов». Такая экспозиция будет, как говорилось в старину, политически грамотной, идеологически выдержанной, морально устойчивой. Формально никакого своего отношения. Но к такой выставке надо бы кое-что обязательно вернуть из Львова или сделать реплики.

***

Говорят, мы плохо живем. А вот сегодня, не дождавшись шипчандера, еще за 12 часов до подхода к порту второй помощник капитана раздал нам американские доллары за 5 суток. Мне пришлось 47 с полтиной. Каких-нибудь три месяца назад (нет больше, почти 4) я в Сингапуре получил свои 700 – но за полгода, но сингапурских, а они примерно вдвое «легче». Я держу в руках доллар. Такая то ли серенькая, то ли зелененькая бумажка. Ни в какое сравнение с нашими красавцами. А по курсу за одну такую 136 наших красивых дают (1 июля 1992 года в России был введен свободный курс рубля. Сразу после этого Банк России уравнял официальный курс доллара США с биржевым, повысив его с 56 коп. до 125 руб. (рост в 222 раза)).

Моя новая ставка 5000 руб. Если в долларах, то это 36 долларов и 76 центов. Нормальный американец получает тысячи 2–3 и дальше больше. Листаем мы сегодня американский каталог товаров на вторую половину нынешнего года. Так вот, мотоблок для дачника или минифермера стоит долларов 300, т.е. 1/10 зарплаты американца или 10 моих. Моей месячной зарплаты, судя по каталогу, хватит на 3 кроссовки (не пары, а штуки), 1 туфлю (не пару, а штуку). Если год не пить, не есть, не курить, то хватит на телевизор, на холодильник, на посудомоечную машину. Зато нам сегодня выдавали под запись сигареты «Космос». На пачках цена 70 копеек (еще дореволюционная, советская). Для нас они стоят 25 руб. Пачка сигарет стоит 0,5% месячной зарплаты. Когда я получал 200 р., а сигареты стоили то, что на пачке написано, а главное, для таких, как я, активно курящих и по-советски «высокооплачиваемых», наиболее популярные были сигареты «Прима» за 14 коп. (0,07%) и даже «Памир» за гривенник (это для тех, кто победнее). Теперь выбора нет.

И в то же время, если раньше я к валюте относился как к божьему дару и тратил ее на пиво и текилу в портах, покупал долларовые сигареты, сувениры вроде рогов с корриды, то теперь придется мрачно думать над каждой серо-зеленой бумажкой. Такая бумажка – реальные деньги, а мои 5000 р. (минус налог) это только на сигареты около 1000 р., на хлеб рублей 400. Что пока меньше всего подорожало, так это водка. Всего раз в 10–15. Для сравнения: хлеб – в 500, молоко – в 500, макароны – в 100. А зарплата – в 20. Придется, видимо, жить на одной уцененной водке.

Вселился в каюту и обнаружил забытую предшественником одноцентовую монету – one cent или Red penny. Вообще-то, это не деньги – это сувенир. Купить на него и в США нечего. А заглянешь в справочник, называемый «Известия» за 30-е число любого месяца 1992 года, и прочитаешь, что курсовая стоимость этого цента, медно-красного диска диаметром примерно с наш современный пятачок, этой американской копейки – один рубль тридцать шесть копеек.

Я всегда делал свою работу обычно хорошо (потому такой высокооплачиваемый). Я мог бы делать больше. Но почему-то это никому не нужно. Я люблю свою специальность. Многое в ней знаю и умею. Кое-что привношу новое. Надо ставить многоточие, поскольку кончаю писать на полуфразе. У меня такое бывало и с научно-техническими отчетами.

Итак, простояв трое суток, забункеровавшись в стране, где нет ни одного нефтяного месторождения, мы уходим из Пусана (Республика Корея, Южная – один из азиатских тигров).

***

Сегодня начальник рейса собрал начальников отрядов для информации о порядке премирования. Премирование ежемесячное. Мы идем к району работ. За это нам положена премия. Я всю жизнь балдею с этих русских. Начальник придумывает работу по принципу «не нужна мне твоя работа, хочу тебя приморить». Дважды помыли переборки в помещении сушки проб. Это чтобы работать. И за эту работу премия. Да, долларовый эквивалент нашей вологодской зарплаты – это насмешка. Но еще большее издевательство – премия за ничегонеделание. Тогда мне, когда работы будет невпроворот, премия будет такая же. А может, меньше. Когда мы решим задачу – разработаем методику разведки, премии может не быть вообще, или будет опять такая же. Все-таки в верховной власти у нас довольно много идиотов. Помесячное премирование! Это же надо додуматься!

(Более позднее примечание. Переход к месту работ, нередко больше месяца, – это премируемый период. Окончательная формулировка технологии потребует максимум двух недель. Так давайте премировать за переход к месту работы, за подготовку оборудования и снаряжения, за ожидание оптимальных погодных условий для работы, а за результат – про привычному остаточному принципу).

***

А сегодня у нас вчерашний день, 31 июля, пятница. Вчера под вечер мы пересекли 180-й градус долготы – линию смены дат. В моей жизни это третий вчерашний день. 1 сентября 1982, какое-то февраля 1988 и вот сегодня. А один день на этой долготе в моей жизни выпал из жизни, в начале октября 1984 . Но это ничего. Сегодня вместо завтра я иду на день рождения нашего геофизика, который как-то потерял подобный день. Лучше ходить на восток, чем на запад. Жизнь удлиняется. В том числе и валютное обеспечение.

Интересно, в какую сторону летают космонавты и как им начисляют…. Что у них там? Командировочные, орбитальные, космические?

За мощными стенами монастыря

Сел продолжать небольшую (30х25 см) картинку «За мощными стенами монастыря», и вдруг подумал, что мощные монастырские стены – это олицетворение всей вообще России. Не СССР, а Российской империи, ее правопреемника Союза, нынешней Российской федерации.     Вспомнил историю. Ну, позвали варягов. Ну, принимали христианство. Это когда было. Варягов звали веков 12 назад. Тысячелетие христианства недавно отметили. Ну, 300 лет назад Петр Великий окно в Европу прорубил. А все остальное время? Россия и внешний мир? Ну, пострадала под игом Золотой орды. Зато потом присоединила Казань. А дальше, вроде как, и не очень страдала. Только завоевывала – Сибирь, Дальний Восток, Средняя Азия, Кавказ, Балтия. Были в свое время еще и Польша, и Финляндия. Эти вырвались. Самостоятельность. Ну, когда-то, лет 250 назад, немцев пригласили. Да и то в качестве рабочей силы, по-нынешнему, гастарбайтеров.

В истории России нет истории инвестиций, нет истории равноправного обмена людьми, идеями, технологиями. Для меня это совершенно невероятное открытие. Вся наша история, с точки зрения многих историков, – это история деревянных острогов, каменных крепостей, монастырей, колючепроволочного ГУЛАГА. Наконец, разрешили открыть острожно-каменно-железный занавес. Что, если открыть занавес перед артистом, никогда ничего не репетировавшим? Он будет стоять дурак дураком на потеху театрального общества. Вот и страна моя в латаных штанах и кирзовых, свежесмазаных, но не подбитых сапогах стоит перед мировым сообществом.

Владимир Лебедев в 1920 году создал шедевр плакатного искусства. Некто в очках, шляпе, бороде, черном пальто и полосатых штанах. Вокруг текст: «Спроси эсера какова его вера? Скажет «Земля крестьянам». «А крестьяне кому?» – «Англичанам».

Партии Лебедева растут и множатся, как бы они ни назывались.

***

Уже давно и устойчиво штормит. Я не люблю сухого холодного кондиционированного воздуха. Можно жить с открытым иллюминатором. За эту любовь сегодня весь день в мокрятине живу. Ночью, без нескольких минут три, поймал с ведро кондиционной забортной воды. Можно любить жизнь и с открытым иллюминатором. За эту любовь сегодня весь день тщательно мыл каюту. Ни пылинки не осталось. Хотя и раньше откуда бы пыли взяться?

***

Сегодня начальник рейса Олег Пивоварчук включился в процесс подготовки моих живописных шедевров для возможной продажи в Штатах. Изготовил первый подрамник 30х40 и выстругал заготовки на еще один, приблизительно 35х75. Договорились торговать исполу.

Вообще-то говоря, меня с прошлого лета, а то и с весны прорвало. Я действительно стал жить по заповеди Сальвадора Дали «художник, рисуй!». Хоть по несколько мазков, но ежедневно (или почти). Самое непродуктивное время было у меня после возвращения из Находки с «Антропова». За два месяца завершил всего 4 картинки. А на «Антропове» в среднем заканчивал картинку, правда, всего 25х35 см, не крупнее, но за три дня.

 

На «Южморгеологии» тоже дело пошло. И акварель, и акрил, и масло. Акварель – в основном миниатюрные марины. Опять внешний рейд Находки, опять Япония (на этот раз вид с юга, с пролива Цусима). Апрель и май – какие-то собирательные образы Средней России, Геленджика. Сегодня закончил вариант «Скал и склонов» (Узбекистан), 8 акварелей, 3 акрила, 4 масла. Да еще акрил подарил настоятелю церкви в Пусане. Это при дневном свете. А при искусственном начал обзор собственных околонаучных идей. Почти закончил описание своего возможного вклада в геологическую науку (о практике не пишу). Дальше начну об искусстве. А там видно будет. Вообще-то хотелось бы написать не мемуары (слишком молод), а перечень мыслей. Если такая тезисная форма покатит – напишу «Триптих»: «Мое слово в геологии», «Отрывочные мысли о море малоизвестного художника», «Полюбили мы скитания верхом, пешком и по воде». А автором триптиха сделать Влада Вагабундо (Vagabundo – исп. – бродяга).

***

Не прошло и месяца, как мы подходим к полигону. Из дома третьего июля, из Находки – 14, из Пусана – 20 июля 1992 года. И вот в воскресенье 9 августа на вахте с 20 до 24 собираемся начать работу. Технология отработанная: выполняем опережающую геофизику, затем заверяем ее результаты геологическим опробованием. Правила игры тоже старые – на моей вахте окунаем дночерпатель. На этот раз никто не виноват. По прогнозу циклон со сменой направления ветра от 60 до 150 градусов. Геофизические же профили должны быть строго параллельными. Будем ждать устойчивой погоды. А пока – геологи, вперед. Нам, геологам, все равно, с какой стороны заходить на точку.

Вообще-то широкий Тихий океан в его нынешних рамках излишне широк. Даже с точки зрения современных классиков геотектоники в нынешнем виде он не похож на остальные. Есть идея. В Атлантике Срединно-Атлантический хребет почти строго посередине. В Индийском океане тоже есть срединно-океанический хребет – это Индийско-Австралийский хребет, тоже почти посередине. В Тихом срединный хребет (Восточно-Тихоокеанское поднятие) очень здорово смещен на восток и даже вылезает на Северную Америку (Калифорнийский залив – океан и полуостров Калифорния – континент, но он тоже что-то вроде срединного хребта). Надо бы унифицировать. Но это уже не из впечатлений и воспоминаний о дальних плаваниях, о цветах воды и неба, о типах улыбок людей разных материков, островов, стран. Это будет (или не будет) большая серьезная или не очень, научная или тоже не очень, но отдельная публикация.

***

Переход к району работ – 3 недели.

Сидим сейчас с моим давним корешем, сварщиком Витей Рябовым (8 классов + ПТУ). Вот он и говорит. Как он говорит – это особая статья. Его говор не для юных розовых ушей. Но смысл сводится к тому, что только 1 день валютной зарплаты судна – это полбилета из дома в Гонолулу. Прилетело нас в Находку человек 20. Если бы прямо в Гонолулу, то валюты на 40 суток хватило бы. Топливо. Рацион. Вот бы этого Витю сделать Генеральным бухгалтером всего постсоветского содружества Абсолютно Независимых Государств. Вместо академиков, докторов экономики и премьер-министров. Все эти академики экономику изучали (или вскользь проходили) по «Экономическим проблемам социализма в СССР» И.В. Сталина. А Витя до «Проблем …» не дорос. Потому не академик и не премьер-министр финансистов, а просто сварщик. Но мысль! Светлая до неприличия. Как тело юной европейской дамы в осенне-зимний период. Особенно в тех местах, на которых и в весенне-летний сезон тряпочка была обязательной.

А тут еще новое (пишу несколько дней спустя). Пришла радиограмма о том, что для экономии топлива нам надо идти на одной машине. За американцами и с американцами, а потом доделать свои дела и домой – тоже на одной машине. Итого, с полигона в Гонолулу снимаемся на неделю раньше. Это с некоторой точки зрения естественно. Ведь мы на неделю позже сюда придем. А доделывать плановое задание будем после работы с американцами. Богата наша родина экономистами!

***

Снова закрутил ветер. Прекратили акустическое профилирование. В 3.50 меня подняли. Срочно точку для геологической станции.

– Сейчас разберусь.

– Ладно, разбирайся, а первую задам я сам (это начальник рейса).

– Куда?

– Какая разница?

В конце концов, задал все-таки я. Не самую удачную, но зато хоть как-то осмысленную и недалеко от места, где находилось судно. В 4.10 можно было начинать работу. В 6.30 технику, наконец, подготовили. До самых интересных мест переход составил бы минут 40, но мы крутились у не самой интересной точки, поскольку решение уже принято.

За что Бог послал начальников на голову советских (бывших советских) людей? А вот связываться с родной экспедицией на предмет выяснения времени выхода следующего судна в наш район и определения ему дополнительного задания – это для начальника рейса слабо. Даже выйти с объяснениями, что нарушать уже оплаченный американцами контракт не этично и не дипломатично, он не хочет. Пусть Миша (Михаил Федорович Пилипчук, ответственный исполнитель совместных с американцами работ) звонит Ивану (Федоровичу Глумову, генеральному директору). Как только там узнают о Костиных (предлагаемых К.К. Костиным) вариантах, Иван быстро всем все объяснит. А мне к нему через головы промежуточных начальников и руководителей обращаться неудобно.

Так и живем.

***

Три дня уже, по светлому времени, пишу «Прошмыгнула молодость», размером что-то около 40х80 см или чуть меньше. По-моему, получилось удачно. Пусть американский зритель, если такой появится, скажет.

Прошмыгнула молодость

Снова получили тропическое. Это хорошо!! Профилируем. Значит, я чистый. Ни глины, ни рудной пульпы, ни пыли. Две РДО. Очень показательна радиограмма от жены, которая сегодня где-то в турецких водах Черного моря на младшем брате нашего парохода. «Ялтинской ситуации пока нет, скорее Бейсуг. Привет геологам. Роза». Отвечаю (текст уже отдал на радио, поэтому не дословно): «Тем более отбирай стерильные пробы для посева по бейсугской методике. – Владимир». Вот так целуемся. Уже третий раз в жизни. Как те комсомольцы, что «ему на запад, ей в другую сторону». Отсюда идея композиции. Фон – подложка – нечеткая карта мира. Где-то в районе Атлантики обнаженная женщина в полуразвернутой позе в сторону левой рамки. Левая нога впереди. Плечо развернуто почти вперед к зрителю. Лицо слегка развернуто назад к центральной и правой частям картины. В центре Индия с Индийским океаном и ничего больше. В правой половине на фоне Тихого океана фигура обнаженного мужчины почти зеркально относительно женщины. Между ними лучи-струны. «Натянутые струны – их чувства». Почти никому не понятно. Но ведь и Дали в его простоте не все понимают. А уж Малевича, которым полагается восхищаться всем культурным людям, по-моему, не понял никто. А кто понял, тот молчит. Ну сгеометрил черный, прославился, и Бог с ним. Хотя непонятно, почему именно его квадрат приобрёл цену в 4,5 миллиона долларов на аукционах. Ведь история с черными квадратами в живописи – это настоящий детектив. Первый известный нам – это «Великая Тьма» Роберта Фладда, 1617 год. За ней следуют: «Вид на Ла-Хог (ночной эффект) Жан-Луи Пети», Берталь, 1843 год; «Сумеречная история России», Гюстав Доре, 1854 год; «Ночная драка негров в подвале», Пол Билхолд, 1882 год; «Битва негров в пещере глубокой ночью», Альфонса Алле, 1893 год, который, не остановившись на достигнутом успехе, затем выставил девственно белый лист бристольской бумаги под названием «Первое причастие страдающих хлорозом девушек в снежную пору». Спустя полгода, следующая картина Альфонса Алле была воспринята как своего рода «колористический взрыв». Прямоугольный пейзаж «Уборка урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналами» представлял собой ярко-красную одноцветную картину без малейших признаков изображения (1894 год). В конце концов в 1897 году Алле издал книгу из 7 картин «Album primo-avrilesque» (Первоапрельский альбом), куда добавились:

– Серый прямоугольник – «В дым пьяные в тумане»;

– Жёлтый прямоугольник – «Возня с охрой желтушных рогоносцев»;

– Зелёный прямоугольник – «Сутенёры в самом соку, валяющиеся на траве и пьющие абсент»;

– Голубой прямоугольник – «Изумление юных новобранцев, впервые видящих лазурь Средиземного моря».

Затем появился очередной «Чёрный супрематический квадрат» , Казимир Малевич, 1915 год; потом «Чёрный квадрат», Казимир Малевич, около 1923 года; «Чёрный квадрат», Казимир Малевич, 1929 год; «Чёрный квадрат», Казимир Малевич, 1920–30 годы.

У моряков обручальные кольца – это распорные кольца антенн

Свою идею натянутых струн я реализовал. Назвал «У моряков обручальные кольца – это распорные кольца антенн».     А вообще говоря, для восприятия любого художественного произведения необходимы начальные знания. Сколько написано картин на библейские темы, сколько на античные. Мы же воспринимаем только газетную карикатуру Бориса Ефимова. Или что-то еще в этом духе. Мужик на камне. Он же Христос в пустыне. Мужик с конем в гору врос. А я (русский? художник?) даже имени этого русского защитника не помню. Уже не говоря, почему он врос. Только буржуя с сигарой на мешке с миллионами долларов воспринимаем. Совки.

***

Сутки проубегали от то ли состоявшегося, то ли нет, самума, тайфуна, сирокко или чего-то там еще. За 10 лет моих океанских работ (правда, с перерывами нахождения «на биче») – это первый рейс, когда за месяц мы дважды убегаем. Возросла самумизация? Или наш Мaster (капитан) хочет, чтобы все мы, как в сказке, жили долго и счастливо и умерли в один день? В общем, сутки потеряны. А это, по опыту прошлых лет, пять геологических станций или полтора акустических профиля. Но безопасность мореплавания – дело Мaster-а.

В обед среди мутных волн грязных радио иногда просачиваются светлые струи радио России. Новая программа «Россия православная». Старпома зовут Борис Магометович. У меня в отряде работает Олег Маулович. Им-то за что? Зачем государственная религия? Мне существенно больше импонировала советская религия, в основе которой была тоже не диалектическая догма коммунистического рая на земле.

Вообще в этом рейсе я задумался о религии, о Боге, о взаимоотношении Бога и человека, религий и их мелких веточек между собой. Христианство. Любовь к ближнему. Боярыня Морозова. Никон. Костры вроде инквизиторских. Братья и сестры во Христе уничтожают друг друга во имя Христа за двое- или троеперстие. Неужели Богу не все равно, как ему дети его честь отдают? Неужели палач ему ближе неправильно крестящегося? Христу как представителю Бога поклоняются православные, протестанты, пуритане, униаты. И все бьют друг друга. И все бьют поклоны перед распятием или иконой. При политеизме язычников, у которых боги конкурируют между собой и борются друг с другом то на поражение, то на полное уничтожение, как-то можно понять человеческое «Homo homini lupus est» Но наконец, человечество поняло, что Бог – един. Просто к разным народам он прислал разных Мессий. Иисуса, Магомета, Будду. Вроде бы все эти религии формально учат одному и тому же. А люди ведут себя как боги-олимпийцы. Взять хоть того же Филарета, Киевского. Было на Украине три крупных христианских секты – русская православная, автокефальная и униатская. Были между ними трения. Филарета нашлепали под руководством Алексия-2. В результате не то смена религиозных взглядов у Филарета, не то еще что-то. Но он пошел на объединение с автокефалами. А на его место назначен другой. Это как в КПСС – антипартийная группа Филарета и примкнувшего к нему…. Или КПСС у церкви училась, что вернее. Церковь-то древнее.

Мне кажется, что церковь в ее виде от Рождества Христова и по сей день – достаточно вредная политическая структура, призванная поставить человека на колени. Был я как-то в Загорске в монастыре (?) или … в общем, в комплексе храмов и духовных учебных заведений. Видел, как здоровый мужик становился на колени, а потом еще и на локти, а потом как неисцеленный Христосом стучал лбом об пол. К этому ли призывает высший Дух? Это ли надо Богу? Если он есть. У меня к Богу и к проблеме служения ему за последние 30 с лишним лет выкристаллизовалось свое отношение. Еще студентами мы донимали наших диаматчиков тем что было принято называть софизмами. Есть теоретически недостижимая температура 0^оК, При ней останавливается всякое движение, которое является формой материи. Далее – нематериальное. Есть теоретически недостижимая скорость – скорость света. При ее достижении – деградация материи. Дальше – нематериальное. Бог – не бог, но недостижимые пороги нас ограничивают. И при этом даже у диаматчиков Вселенная вечна и бесконечна.

Как-то уже в достаточно зрелом возрасте у меня была беседа на вольную тему (без определенной темы) с доктором геологии из Индии. Он поинтересовался, ортодокс ли я. А я знал то ли с позднего детства, то ли с ранней юности, что в мире существуют ортодоксальные иудеи, то есть евреи. А я на еврея очень мало похож. Я заинтересовался, что такое ортодокс. Известная подсказка десятых годов XXI века: «спроси у Гугла». Спросил. Оказалось, что это человек, уверовавший во что-то и не способный отредактировать навязанное ему представление о мироздании, о боге (не Творце, а боге в общем случае – проповеднике, начальнике и т.п.). Хотя то, что определяет международное значение ортодоксальности, в православии относится к соответствию религиозного мышления, вероучения и теологических концепций тем богооткровенным истинам, которые составляют содержание Священного Писания и Предания Церкви. Если же пытаться выяснять, какая же секта «правильнее», не исключено, что ортодоксами следовало бы называть староверов. Их вера и обряды (способы прославления Бога) правильнее, в них нет позднего редактирования Никона.

***

Говорят, долгие рейсы куда-то сдвигают психику. Никогда за собой ничего странного не замечал. Может, я отродясь «сдвинутый»? На судне у меня максимальная производительность во всех видах интеллектуального труда. Основные идеи последних 25 лет пришли ко мне либо в море, либо сразу по возвращении. Живопись на судне у меня идет со скоростью 2 дм² в день (в среднем). А сразу по возвращении в первые пару недель я обычно делаю крупные вещи с той же средней скоростью. В отличие, например, от нашего старпома, я на судне не «получаю» и даже не «зарабатываю». Я работаю. За систематическую судовую похлебку и за выдачу под запись сигарет, еще чего-нибудь. С удовольствием захожу в инопорты, получаю иновалюту и трачу ее мгновенно в иноусловиях на инотовары, инопродукты и иноуслуги, не сопоставляя цен с отечественными. Вот в этот раз в Пусане купил куртку, пуховку, что ли. Но какие драконы на спине и рукавах! Она мне понравилась своей сущностью. Даже не внешним видом. Если бы я задумался о виде, я наверное, не купил бы ее. Где мне понять этих драконов? Я не турист, не лыжник. И так всегда. Я живу на судне полной, разнообразной жизнью. А многие заботится о психике.

***

Мы в Гонолулу, у причала. Посетила нас власть. Погрузились шеф экологов, прилетевший с письмами, и очень ученый секретарь НИПИ. Пришли американцы (пока не все), которые пойдут в рейс. Сидим. Старенький Sanyo обеспечивает меня гавайскими гитарами, роком (настоящим, а не чернокофейным), фортепьянной и прочей музыкой.

Вот наш Visit Honolulu. Просидели мы на судне под музыку и не особенно широкие пейзажи целый день. На следующий пошли в увольнение.

Непохожие друг на друга небоскребы, зеленые стриженые упругие газоны, пальмы, фонтаны, скульптуры, от древнего примитива до модерна, конструктивизма, конформизма. Невероятная чистота в порту, в скверах, парках, на улицах делового downtown, торгового China town, туристических районов – поражает. Увольнение с 8 до 23. Ходил я все это время по городу, но не видел процесса приборки. Должен заметить, что урн, по сравнению с Афинам или Сингапуром, тут практически нет. Но чистота поразительная.

Выйти из порта в туристско-пешеходную часть города можно только пройдя массу фирменных магазинов автомобилей. Ford, Mazda, Tоуota, Mersedes. На каждой машине цена. Минимальная – 4950, максимальная – 20 тыс. долларов. У каждой фирмы моделей по 20–30. Все машины дороже 10–15 тыс. – в кредит на 3 года. Времени на покупку надо не больше, чем на приобретение пылесоса или любой другой техники, когда заполняются гарантийные документы. У продаваемых машин уже есть наклеечки о техосмотре и номерные знаки. Рассчитался – заводи мотор.

Сейчас входят в моду машины «с закрывающимися глазами» – фары уходят куда-то во внутрь. Стоит такая машина и вроде как спит.

Итак, цены на автомашины – от месячной до годовой зарплаты. И с рассрочкой оплаты. Передо мной сентябрьский выпуск «Hawaii employment guide». На развороте – стр. 6 и 7 раздел Job talkie. Объявления о приеме на работу. Администратору отеля (в зависимости от уровня администрирования) от 1600 в месяц до 70000 долларов в год и более. Вот дешевые работы: 7–9, 6–10, 3,85(это жесткий минимум, платить меньше нельзя)–5, 10–15 и т.д. долларов в час. А на стр. 9 крупными буквами приглашаются студенты, домохозяйки на 9 долларов в час с еженедельной выплатой. На стр. 10 приглашают двадцатилетних мужчин и женщин с высшим образованием в полицию (200 вакансий).

Я не хочу сказать, что Гонолулу – рай земной (хотя там и очень хорошо). Видел я в парке старика в шляпе, рубахе грязно-серого цвета, без штанов. Он тащил черный полиэтиленовый мешок. Во всем мире такие мешки вкладывают в мусорники с тем, чтобы из них не текло, не сыпалось. Мешок вынимают и грузят в машину. Вставляют новый и пользуетесь дальше. Так вот, этот старик извлек мешок из мусорника, волоком подтащил его под развесистый баньян (дерево с множественными корнями и обилием стволов) и стал разбирать. Это было днем. Вечером после 22 я встретили еще двоих подобных, один из них разложил свои находки вроде бы как на продажу. Подошла к нам как-то плачущая женщина и что-то просила. Нашего английского не хватило. В то же время нищих вроде отечественных не видел ни у магазинов, ни у вокзалов, ни у церквей. Их нет. Правда, кто-то из наших встретил девицу довольно квёлую (или пронаркоченную), которая просила 55 центов. Может быть, ей не хватило на автобус?

Автобус с кондишином. Билет в любой конец 60 центов. Причем за эти 60 центов можно ехать с одной пересадкой. Главное, чтобы ехал ты сегодня же.

В автобусе явно забытая сумочка. Вдруг шофер-женщина (а их большинство на городском общественном транспорте), реагируя на какой-то сигнал, поднимает телефонную трубку, слушает. Okay! На ближайшей остановке к автобусу подходит женщина с девочкой, забирают сумку. Thank you! И все дела. Итак, на поездку с пересадкой или туда и обратно при минимальной почасовой зарплате в 3,85 американец должен трудиться 9,35 минут в сутки. Столько же на банку кока-кола, еще столько же на пакет чипсов. На фунт картошки или рыбы – почти час. На велосипед – 31 час с минутами, на мотороллер – около 234 часов. Все это при минимальной зарплате. Дешевле человеческий труд не оценивается.

На момент вылета в Находку моя ставка была 5000 руб. Стоимость автобусного билета дома, в автобусе без кондишина, но с большой толпой и без права пересадки была 3 руб. Следовательно, мне, довольно высоко оплачиваемому специалисту, надо было работать на одну поездку 6 минут. На фунт мяса (переведем все в соразмеримые величины) это что-то порядка 40 руб. – часа полтора, на бутылку пепси-колы – минут тридцать. Велосипед и мотороллер для меня в принципе не покупаемы. Их просто нет в продаже.

Если во времена холодной войны нам рисовали американцев толстыми, с сигарой и в черном или клетчатом костюме, а потом стройными и подтянутыми либо в спортивной форме, либо в строгом костюме, то на самом деле оба стереотипа критики не выдерживают. Даже университетские профессора, посещавшие наш RV (НИС), ходят в довольно замызганных шортах и майках. Обуты они чаще в Adidas или Nike, но бывают и в шлепанцах. Среди молодежи преобладают довольно поджарые индивиды, хотя бывает всякое. С возрастом одни, видимо, высыхают, другие – раздаются. Видел на пляже две бесформенные горы мяса и сала, которые по вторичным половым признакам (общей обволосенности) дают основание полагать, что это, возможно, бывшие мужчины. Бег очень популярен. Бегают (или делают вид) даже очень пожилые люди. Много серфингистов, велосипедистов, тенистые корты заняты, старики катают крокетные шары. Курят женщины. Мужчины почти поголовно некурящие. Почти нет пьяных, хотя отдельные, довольно колоритные фигуры, встречаются.

В общем-то с отдыхом у них нет больших проблем. Прогулка на подводной лодке с прозрачным корпусом, акваланги напрокат, парапланы, яхты. Это для тех, кто побогаче. А нет денег – катайся на серфере на волне (без мотора, без паруса, без весел). Один-то раз купить можно.

Сидим с геофизиком Реналем на пляже. Встает. Идет в раздевалку. Вдруг останавливается и цепляется к пожилой паре. С английским у него напряженка. Подхожу. Говорят по-русски. Эмигранты последней волны. Их сын женился на девице родом из Америки. Уехал с женой. А через двенадцать лет родители соскучились и поехали воссоединять семью. Живут, работают на материке. Люди явно старше меня. Инженер-конструктор. Поругивает американских инженеров. Разбалованы компьютерами, не хотят думать. Наши думают лучше. Отпуск всего 12 дней. На десять дней прилетели с женой отдохнуть. Самолет туда и обратно, плюс дешевая гостиница – по 500 долларов с каждого. Привыкли экономить. Готовят в отпуске сами. В рестораны ходят не часто, хотя там можно пообедать за 8–10 долларов с человека. За пять я сам пообедал в забегаловке на этом пляже. Так что верно.

Правда, только что прибывший ученый секретарь утверждает, что отели стоят существенно дороже, что так не бывает. Но не знаю. Судя по проспектам, аренда коттеджа на 2–3 bеdroom (спальни, при каждой из которой совмещенный санузел) стоит 300–500 долларов в сутки. На это мы обратили внимание. Появилась шутка, пока американцы месяц будут работать, снять на это время коттедж и там обрабатывать наш материал.

И все-таки архитектура в ландшафте – это действительно красиво. Первое впечатление с рейда, из порта у меня было не лучшее по сравнению с Сингапуром. В Сингапуре действительно все подчинено первому эффекту. Здесь этого нет. Нет единого центра. Нет восклицательного знака при подходе с моря. Может быть, сюда в основном летают? Не исключено. Самолеты взлетают и садятся с периодичностью минуты. Часов с 7 и до полуночи (время, которое я не спал) в воздухе постоянно не менее двух самолетов. А вот крупнотоннажных пассажирских судов практически нет. За почти 6 суток нашего присутствия в Гонолулу и ближайших окрестностях в порт зашло единственное пассажирское судно «Constitucion».

Заметка об островной авиации. Только что заметил прихваченное кем-то расписание местных авиалиний. Между островами штата Гавайи перевозками занимаются две фирмы «Aloha» («Привет») и «Island air» («Островная авиация»). У каждой фирмы в сутки из Гонолулу вылетают в разные аэропорты штата (по нашему, края) по 80 рейсов. Итого, 160 самолетов вылетают, плюс 160 прилетают. А еще плюс дальние (по нашему – союзные). Аэропорт международный. Наши шеф экологов и ученый секретарь прилетели из Токио. А могли бы через Северный полюс и Лос-Анджелес. Снилось ли что-нибудь подобное, скажем, Адлерскому аэропорту, претендующему на курортную столицу России. Об Анапе и вспоминать смешно. И все это, не считая прогулок на вертолетах к вулкану, катаний на парашютах, обслуживание частных владельцев частных самолетов.

Внешность гавайцев довольно грубая. Грубее северян-мексиканцев, не говоря уже о южанах или сингапурцах. И сложены они, и их лица – довольно топорная работа. Сомнение меня берет насчет того, что индейцы и полинезийцы – это желтая раса. Совершенно никакого сравнения с малайцами, китайцами. Но приветливее корейцев. Улыбаются постоянно. Правда, американская улыбка – что-то вроде элемента одежды. Можно нарваться на ситуацию вроде той, что была в «Белом солнце пустыни», когда солдат входит к женам бая. Те с открытыми лицами. Мгновенно они задирают подолы и закрывают головы. Я обратил внимание на одну нашу американку европейского происхождения. Стоит с отсутствующим видом. Прохожу мимо. Мгновенно к лицу приклеивается улыбка. Губы вскинуты в оскале. А глаза по-прежнему глядят в пустоту. Сделал шаг мимо. Обернулся. Снова полное отсутствие. Но это, пожалуй, относится в основном к евроамериканцам. Азиато-американцы (японцы, филиппинцы, китайцы) улыбку, если и носят, то не снимая. Испанки же строги, как вождь Монтесумы.

Стоянку нам существенно испортил ураган, причем не простой с номером, а разрушительный с собственным именем. На слух воспринималось что-то вроде Нике или Мике. При случае попытаюсь уточнить. В результате, рано утром в пятницу 11 сентября 1992 года, когда мы начали раскатывать губу на планируемый визит в Университет с самыми разнообразными программами по интересам, от лабораторий до встречи по футболу и до ресторана с барбекю, все суда экстренно эвакуировали из порта. Недалеко от нас спасалась от шторма жительница Перл-Харбора, крупная субмарина в почти подводном положении, только рубка слегка торчала. Ураган поработал меньше суток. В течение этих суток эфир был забит соответствующей информацией. На одном из островов был разрушен аэропорт.

Пятеро наших моряков не вернулись из увольнения. Формально они были не очень виноваты. Все суда по тревоге должны были уйти от причалов; ожидание опоздавших не предусматривалось.

С судна не успел сойти один из американцев, собиравшийся с нами в рейс, но до конца не собравшийся. Все время он бедный пролежал на пеленгаторной палубе, время от времени взрыгивая. Другой американец и японец спокойно пили водку в каюте начальника отряда технических средств Олега Лясковского. Ненадолго туда заглянули два его сотрудника (с бутылкой), а он, постучав в переборку, пригласил меня (с двумя), что-то было и у хозяина. Зарубежные гости, особенно американец, оказались крепкими, very strong men. Мы прекрасно провели время.

По окончании урагана вернулись в порт.

Когда мы уходили, на борту не было пятерых наших. Боцмана, второго повара, второго радиста и двух матросов. Но вопрос живучести судна во время урагана не стоял. Вернулись к причалу. Заблеванный юный американец мгновенно слинял. Наши же не появились. Так до отхода о них ни духу ни слуху. Осмотр их кают показал, что там либо ничего не осталось, либо только грязная роба. Начальника наших геофизиков это чуть тряхнуло. Потрясло же его, что судовая молодежь отнеслась к исчезновению либо философски, либо с некоторой завистью. Ни тени осуждения.

Один из невернувшихся матросов был артельщиком. Как выяснилось, он оставил пятачку (пятому помощнику капитана) записку с извинениями. Его отец – какой-то относительно известный художник. У матроса-артельщика были в каюте отцовские картины. При осмотре каюты выяснилось, что холсты вынуты из рам и сняты с подрамников. Подрамники по наследству достались молодому старшему матросу – начинающему живописцу. А холсты отца, видимо, стали основой новой жизни сына.

Вчера наши американцы устроили барбекю. Это что-то вроде пикника на обочине. Это мясо или рыба, а в нашем случае курица, жаренная на решетке над углями в закрытом мангале. Это было приурочено к выдаче «тропического удовольствия». Все бы хорошо, но организатор, вдохновитель и главный исполнитель основного блюда американский технарь Рип (собутыльник Лясковского и его гостей), видимо, не изучал ни кулинарию, ни химию. Перед укладкой кусков куриц на решетку мангала он густо обмазывал их какой-то томатной пастой. Известно, что помидоры сами по себе достаточно сахаристы. В американских же соусах, впрочем, как и в малазийских и некоторых других, сверх естественного добавлен дополнительный сахар. Сахар – вещь вполне горючая. Судите сами, какая горелая горькая гадость стала основой пикника. Все же остальное удалось в лучшем виде. После пары стаканов мадеры я перебрался через свой языковый барьер и разговаривал с Рипом, японцем Тома, руководителем работ доктором Крейгом, тремя Сюзаннами и даже Светланой Андреевой. Есть и такая американка. Сейчас у нас осталось десять иностранцев.

Был одиннадцатый. Профессор физики Джон, для которого мы отработали 5 станций у подножья склона о. Гавайи (Биг Айленд) в связи с выбором места расстановки мезонных ловушек. Потом мы высадили его на катер на траверзе порта Хило. Очень разговорчивый человек. Пришел к нам в лабораторию в 23 и ушел в 2. Рассказал о своем проекте постановке мезонных ловушек, подарил всем по оттиску тезисов проекта. Завел беседу о политике. Задал вопрос, кого каждый из нас предпочитает видеть президентом США. Когда я сказал, что Буша, он был почему-то удивлен. Большинство за его противника.

– Почему я за Буша? – Когда в США президент остается на второй срок, обстановка, по-моему, более стабильна. – Нет. Буш слишком много внимания уделяет внешней политике и практически не интересуется внутренними делами. А вот по рейтингу, если бы Горбачев мог баллотироваться, выиграл бы он. – Почему? Ведь он в СССР проиграл именно потому, что до безобразия запустил внутренние дела. Предельный спад производства, забастовки, обнищание – все началось при нем. – И тем не менее.

Много лет я говорил "я балдею с этих русских". Поговорка у меня такая. У нас я употребляю ее, когда надо чему-нибудь удивляться или чем-нибудь возмущаться. Последние дни я балдею с этих американцев. Технополитизированы до безобразия. До затратной экономики. Они собирают керн прозрачными стеклянными (пластиковыми) трубками и описывают его через стекло. Трубок в пробоотборнике (мультикорере) 8. Для биологических нужд используются 2, и то только верхние 10 см. Еще две режутся на «пятаки» по полсантиметра, сантиметру и двум (по разному с разных интервалов). Одна уродуется очередным special tool, с помощью которого извлекается из керна пластина, которая затем фотографируется в лучах Рентгена. Так они изучают текстуру осадка. На одной из станций, отработанных для профессора Джона, они нам отдали одну из трубок для определения физических свойств и отдали еще четыре образца без верхних 10 см. Вот тут я их поверг в уныние. Я разрезал керн по нашей технологии (заимствованной, кстати, у американцев, но с некоторыми вариациями). И показал тончайшие детали строения осадка. Тоньше, чем это видно на рентгеновских снимках. А после этого я еще опробовал косослоистый интервал, в котором переслаивается вулканический пепловый материал и тонкозернистый кокколито-радиоляриевытй песок (алеврит). А толщина прослоев – от долей миллиметра (этих, конечно, не опробуешь) до 5–7 мм. То есть технологизация и полное обездумливание.

Американцы (а термин этот скорее собирательный, т.к. японец из Токийского биологического института, а еще есть англичанин из чего-то английского и бывший кениец, но этот, кажется, сменил гражданство) – ребята ужасно незатейливые, простые, как оглобля. Что такое кают-компания известно каждому советскому, каждому русскому (из российской империи) независимо от пола и возраста. Станюкович, Конецкий, Пикуль, «Броненосец Потемкин» другие авторы, другие фильмы. Все, если не по официальной форме, то во всяком случае, относительно стриженные, бритые, более или менее обглаженные. В начале рейса, с серьезными лицами на мордах, у нас принято обсуждать, ходить ли в кают-компанию в шортах или только в брюках. Проблема безносочной, тапочной, робовой явки не обсуждается. Кто в ресторан или клуб пойдет в шлепанцах даже тропическим летом? Майки – с дырами и следами деятельности – масляными пятнами, комками глины категорически недопустимы для всех в недалеком прошлом советских, а в общем случае российских моряков. У американцев все существенно проще. На женщинах едва угадывается из-под выпущенной майки с проймами до пояса какое-то подобие то ли спортивных, то ли семейных ужасно жеваных трусов неопределенного цвета. В проймах видны разного рода лифчики, из-под которых (ниже, в пройму) высовываются отдельные части сисек. За собой они этого совершенно не замечают. Мы им подсказать стесняемся, да и не хотим. Не замечают они и того, что мы в туфлях, носках, брюках, рубахах. Хотя тут же на палубах и в лабораториях мы и в грязном, и в драном.

И еще об американцах. В общем, они приветливы, общительны, насколько позволяет языковое различие. Один при встречах постоянно говорит «доообрый вечиир». Что же бросается в глаза, так это свобода. Из десяти двое (шеф начальник экспедиции Крейг и одна Сюзи, ассистентка) ложки держат в левой руке. Т.е. в семье, в школе их не били по темечку за неправильное поведение. И такой неправильный парень лет в 35 стал профессором биологии Гавайского университета. Наших на судне (после отлета двоих из Гонолулу домой и бегства пятерых) шестьдесят шесть или шестьдесят восемь. Все правильные, все правые. А вот я так и не научился. У меня рабочий глаз левый. Сподручнее мне бы и стрелять левой. Ан нет. На командирских сборах старшина вкладывает пистолет только в правую руку. Я закрываю правый глаз (хорошо видит-то только левый), и куда летит пуля – одну богу известно.

А вот хваленная американская техника не так безотказна, как об этом обычно говорят. Как говорили на этом судне три года назад индусы, коробчатый пробоотборник (по англо-американски бокскорер) срабатывает всего раз из четырех попыток. Глубоководную американскую камеру на нынешних работах раздавило на первом спуске. Пришлось их задание выполнять нашей глубоководной фотоустановкой. Этот рейс поднял мой патриотизм, как не могли бы его поднять семнадцать помполитов совместными усилиями. Уровень наших специалистов выше. В этом я согласен с эмигрантом, которого мы встретили в Гонолулу на пляже. Нам бы технологической культуры. Исполнительской культуры рабочего (сапожника, слесаря, сварщика), культуры дизайнера, эргономиста, ну, естественно культуры руководителя, начальника, чиновника. Пора учиться строить с колес, подвозить заготовки ровно на 100 % плана (не коллекционировать неликвиды), планировать эти сто процентов так, чтобы они не превращались в пятилетку за два года или в немыслимый долгострой. Культуру начальников и массовых исполнителей поднимать надо срочно.

* * *

Сегодня, 1 октября 1992 года, в связи с плохим прогнозом на сутки раньше планового срока пошли в сторону Лонг Бича. Лонг Бич – это, как говорят знатоки, порт Лос-Анджелеса, как Пирей при Афинах или Кальао при Лиме. Правда, в сторону Лонг Бича – это сильно сказано. Туда курс градусов 50, а мы идем на 115. Это скорее Бальбоа при Панаме. Так мы обходили очередной циклон. Может быть, последний в этом году. Для нас-то, конечно, последний – из Лос-Анджелеса домой с заходом в Лас-Пальмас. Но для региона тоже из последних. В октябре циклоны редки, а с середины октября и до весны их не бывает вовсе. Грустно. Мне всегда грустно, когда кончаются морские работы. Завтра будет легче. Потом вообще привыкну к очередному этапу камералки сперва на судне, а потом дома.

Уже привык. Сегодня, в воскресенье 4 октября, на вполне нормальном курсе 10 градусов при явном похолодании по ту сторону борта (в обед пересекли тропик) сам на заграничном языке написал заключение по физическим свойствам осадков, которые отбирались для американцев. Естественно, возникла накладка. Заключение попросил Крейг (профессор, руководитель работ с американской стороны). В момент передачи в его каюту вошел научный руководитель работ с российской стороны Миша Пилипчук. – Ты что тут делаешь? – Передаю материал. – Только через меня. А к этому моменту я опять языком за комингс зацепился. (Последние дни я абсолютно трезвый, а для загранязыкизации моей это бич). Помоги сказать. – Крейгу, I shall……. – Миша, в нашей фирме, традиционно тот действительно последний вошедший, который перебивает беседующих своим первым словом. Если не хочешь помочь, подожди за дверью. Понадобишься мне – позову, зайдешь. Успокоился, чувствую, пыхтит. А пыхтит зря. Пару дней назад на собрании начальников отрядов сам говорил, что надо подготовить все материалы для передачи американцам в двух экземплярах. Может возможность моей подписи (а не его) на заключении его смущает?

У нас с Мишей отношения вполне нормальные. С моей точки зрения, он вполне адекватный геохимик, даже кандидат геолого-минералогических наук, что обеспечивает ему положение научного руководителя при работах с иностранцами. В то же время среди наших специалистов он мне кажется кандидатом наук средней руки, а вот на фоне иностранцев он – типичная яркая звезда. Сказывается советская подготовка.

Вообще то, у нас, как подсчитал относительно молодой гидрограф Олег, у молодого рядового по шесть начальников – начальник партии Олег, его зам, главный геофизик Реналь, научный руководитель Миша Пилипчук, ученый секретарь соседнего института Володя Кулындышев, ну и начальник отряда. Я сдуру думал, что для меня, начальника отряда, есть только один начальник – Олег, но оказывается, я был абсолютно неправ. И Миша, и Володя, пока им чисто российским тоном не объяснишь, что они могут мне советовать и только, но они пытаются приказывать. Любим мы это дело. В крови у нас быть начальником.

Со вчерашнего раннего вечера мы у причала Лонг Бича. Наш НИС, построенный на базе БАТа, достаточно высок. Палуба бака метров десять от уровня моря. Обычно в портах на причал спускается парадный трап. А тут с палубы бака перекинули сходни и все. Почти у трапа телефон-автомат, даже без будки. Американцы (гонолулцы, филадельфилцы и др.) сбегали, позвонили. Советская составляющая доллары получила (хотя и не полностью). Получив доллары, эта составляющая сидит на судне (правда, начальство и примкнувшие к ним сделали для себя некоторые исключения, смотались в город еще вчера), но получившие валюту домой позвонить не могут. Надо свой «черный нал» превратить в магнитную пластинку.

Иллюминаторы моей каюты засунуты под высокий причал. Мне видно только пилерсы – колонны, поддерживающие платформу, чистая вода в полумраке (плавает одна банка от прохладительного напитка) и все. Между бортом и причалом с трудом протискиваются ультракороткие радиоволны, доносящие до меня звуки джаза. Все-таки джаз – это настоящая музыка в отличие от рока, диско и прочих современных наворотов. Незатейливые (или затейливые) рулады – импровизации вроде птичьих песен. Где-то воробей, где-то кенар. А то общий птичий хор с отдельными солистами. То фортепиано, то саксофон, то барабаны.

Голос России сообщил, что цена доллара стала под 350. Ребята быстро прикинули, сколько же они теперь получают советско-российской зарплаты. Получается у большинства что-то около 8 тысяч. Это в 200–500 раз ниже, чем в Америке.

А в России в это время бывший президент СССР стал диссидентом. Он отказывается дать показания в конституционном суде, за что его оштрафовали на 100 руб. (30 центов, полбилета в городском автобусе США). Зато он собирается организовать новую партию. Флаг ему в руки (с его человеческим лицом).

Пользуясь расположением кого-то из американцев, наш гидрограф Олег из того же автомата на причале позвонил в Геленджик. Не пришлось записываться на послезавтра, не пришлось приходить проверять, принят ли заказ. Он только набрал номер кредитной карточки своего инвестора, затем код страны, код города и номер домашнего телефона в Геленджике – Але! И все дела.

Кстати, американцы не имеют наличных денег. Какое-то субкоммунистическое общество. Они работают, а компьютер учитывают их вклад в развитие страны. Начисляет на кредитную карточку. Возникли потребности – указывай номер карточки и удовлетворяй. Можно ли удовлетворять «постоянно растущую потребность», превышающую счет на карточке? Не знаю. Но думаю, что под определенный процент можно сперва удовлетворить, а потом отдать обществу непосильным (или посильным) трудом. По крайней мере, я не видел пота, капающего с подволока, когда американцы работали. Работают они все-таки спокойнее нас. Хотя эмансипация продвинута существенно дальше. Женщины спокойно занимаются погрузочными работами. Если уж женщина (сержант Су, например) схватилась за ящик, наш джентельменизм не оторвет ее ручки от ручки ящика.

Пара слов о «сержанте Су» – Сусанне Гарднер. Она сотрудница Крейга. Я не знаю ее должности, профессии. Я просто вижу, что она реальный организатор работы всей группы. Для меня ее организаторские способности раскрылись еще у причала в Гонолулу. Подкатывает грузовик. В кабине один человек, женщина. С моей тогдашней точки зрения женщина в расцвете, хотя на мордашку грубовата. На глянцевую обложку не катит. Да и на рекламу препаратов от насморка или для похудения тоже не лучшая модель. Но она на правах сержанта построила всю команду, и та быстро разгрузила машину и все подняла на борт.

* * *

Лонг Бич за кормой. Четверо суток напряженной деятельности окончены. За иллюминатором привычно приветливо шелестит океан. Курс на Панаму.

Итак, второй из 51 соединенный штат США. Лонг Бич, Сан Петро, Лос-Анджелес когда-то, видимо, были самостоятельными городами. Два первых – портовыми, последний – сугубо континентальным. Сейчас они срослись настолько, что их соединяет масса автобусных маршрутов, а между центрами Лонг Бича и Лос-Анджелеса ходит трамвай из четырех вагонов, который называется метро. Весь его путь (а это около часа) идет по поверхности земли и только последние несколько сотен метров в Лос-Анджелесе он неглубоко спрятан под землю. Примерно так же, как поезда дальнего следования в Варшаве.

Обычно мы – все мы, кроме разве что журналистов, – и моряки, и дипломаты, и торговые представители, и ученые с артистами и спортсменами, – попадаем в новую страну, в новый город через парадный вход. Это порт, аэропорт, вокзал в центральной (деловой) части города с общим названием downtown. В этой части Hilton и Shereton рестораны и залы заседаний, Duty free Shop и какие-нибудь Long Beach Plaza (из универмагов, каких на комсомольской площади еще не построили, а главное, не насытили). Вот и видим мы то стекло, то бетон, то гранит, то мрамор. Там же театры и художественные галереи. Там все. На таком квадратном километре несложно поддержать чистоту и порядок, предотвратить грабежи и убийства даже в Лиме, где еще недавно процветала в порту Кальяо фирма Совинка.

Парадное лицо Лонг Бича начинается в 15 минутах ходьбы от причала. Надо перейти скоростную трассу, по мосту пересечь реку и пожалуйста – с одной стороны открывается Harbor Beach, с другой – Hilton. Стекло, облицовочные камни, пальмы, стриженые газоны, фонтаны, разной степени абстрактности скульптуры. Еще минут 15 и среди этой роскоши – все, что надо советскому (все еще) моряку – Long Beach Plaza – трехэтажное здание метров 300–400 длиной и около 150 шириной. В центре лавочки и пепельницы, по обе стороны в два этажа магазины. Все от долларового отдела (всякие мелочи по доллару за штуку, реже за пару-тройку) до автомобилей. Автомобили нас как-то обычно не интересуют. Интересуют вывески «Sale», «60 % off» и т.п. На этом уровне у всех кандидатский минимум освоен на отлично. А если эту Плазу пройти насквозь, выходишь на улицу уже без небоскребов. Там только 1–2 этажа. Лавки! Спортивные, оружейные, комиссионные, детской одежды. Этим и завершается наше обычное знакомство с заграницей.

Я решил обмануть всех наших, послушавших «Голос России» (меж разных «голосков на мутных волнах грязного радио») и узнавших, что за доллар уже дают больше 300 руб. вологодских, которые начали длинно экскурсировать по Long Beach Plaza и прилегающим лавкам. Заходили. Смотрели. Покупали (если что и брали) только (или почти только) в долларах. При этом утешали себя «Кварта» (0,946 л) шампуня – доллар, а у нас, когда уходили, маленькая бутылочка уже до 300 была». Я же быстро и тщательно потратил все на внуков и дочек. Не забыл себя и зятьев. И стал абсолютно свободен. Себе я приобрел по случаю туфли (уже третьи за этот год), бутылочку (1,5 л) калифорнийского White Port, бутылку калифорнийского White table wine (1,5 л), упаковку пива и кварту шампуня (шампунь тоже второй в этом году). Первый пузырек жена отобрала, сказав, что для меня он слишком шикарный. Отлила немножко какой-то гадости в маленькую емкость, но она закончилась. Да, я еще купил десяток рам разных размеров и качества. Не для себя, а для человечества, которому предназначены мои живописочные шедевры. И вот, потеряв интерес к товарам, я проявил интерес к одноэтажной Америке. Еще в Гонолулу наш строящийся геолог Володя начал собирать книжки Free (бесплатные) из серии «Homes and Land» и «The real Eatable book» с рекламой продаваемых и сдаваемых в аренду домов. Аренда дома на 2–3 bedrooms от 300 до 500 долларов в месяц. Купить подобный дом можно за такое же количество сотен долларов (точнее от 100 тысяч до миллиона или несколько больше, если там 4 bedrooms, 4 bathrooms и несколько сотен скверных футов Sq ft земли). О дороговизне домов нам говорил профессор Джон в ночь перед своим сходом на рейде Хило. Я решил посмотреть, что же это за дома. Пешком и на трамвае с гордым названием «Метро» я обошел ближние к downtown кварталы, проехал по рабочим районам. Дома в основном вроде как деревянные, но не рубленные, а дощатые. Доски, правда, часто не деревянные. По-моему, какой-то пластик. Видел вроде каменные. Но у одного дома с кирпичным красным цоколем откололся кусок кирпича. Я глянул, а толщина «кирпича» – сантиметра полтора-два. А дальше глубокая дыра. Присмотрелся. И «кирпичи», и «цемент» между ними уж больно плавно переходят друг в друга. «Догадка вспыхнула багрово», – как говорит мой приятель из Находки, (находчивый) Витя. Это же что-то среднее между нашей сухой штукатуркой и обоями, естественно, моющимися, а то как быть, если дождь пойдет. Видел строительство куска дома в одноэтажной Америке. Каркас из брусьев квадратного сечения со стороной сантиметров 15 сантиметров (это 6 дюймов, в которых они все меряют). По брусьям разведены бронированные кабели. Через день каркас был полностью обшит каким-то щитовым материалом, а шляпы гвоздей или шурупов зашпаклеваны. Застекленное окно стояло на своем штатном месте. Хошь – крась, хошь – так живи. Просветы между такими индивидуальными домами не более трёх метров. Гаражи – элемент дома. Он под одной крышей, как избы с хозяйственными пристройками в Пермском Прикамье. Высота потолков очень небольшая. Вроде наших хрущеб. Суммарная площадь домов (несколько приличных угловых домов вблизи downtown обмерил шагами) от 8х10 до 12х20 метров. Это вместе с гаражом на 1–2 машины. Ураганы в этой части тихоокеанского побережья – явление обычное с мая по сентябрь. Разрушительные ураганы, естественно, что-то портят.

Калифорнийское течение – холодное. Хоть Лос-Анджелес находится южнее Краснодарского края, но зажат он между снежными вершинами Кордильер и открытым океаном, несколько охлажденным антарктическим течением. Поэтому климат вроде сочинского. Пальмы, как и в Сочи, растут, но это, как и в Сочи, не кокосы, это хамеропсы и еще что-то знакомое по Сочи, Гаграм, Сухуми. Наши современные строения в Геленджике возле городской поликлиники или на улице Пионерской – дворцы по сравнению с престижными районами Лонг Бича.

Принято считать (по крайней мере, в бывшем Союзе), что символ Америки – это небоскреб. По-моему, символ Америки – это тесно расположенные одно-полутораэтажные домики. Небоскрёбы есть везде. Даже на проспекте всесоюзного дедушки Калинина в Москве. Не видел я небоскрёбов, пожалуй, только на Соломоновых островах, на Папуа-Новой Гвинее, да на Сейшелах. Но это страны с населением 200 000 человек и существенно меньше, где в столицах живет меньше, чем в кубанских станицах. В Хониаре, например, всего 20 000. Там небоскрёбы не нужны. А если говорить о небоскрёбах и символах, то для меня символом небоскрёбщины является Сингапур. Именно там не небоскрёб – символ Сингапура, а Сингапур – символ небоскрёбостроения.

***

Идем на Панаму 14,5 узлов. Океан – как асфальт на американском или мексиканском автобане. Не заглохнет, не прогремит.

Итак, об американских домах. Глядя на них, вспоминаешь трагическую историю про трех поросят. Ниф-Ниф построил дом из прутиков и его сдул Big Bad Wolf (если не в сказке, то какой-нибудь Нике). Наф-Наф – из щепочек. Та же история. Эти поросята были американцами. Нуф-Нуф, видимо, из постоянно прописанных в Геленджике или Москве, построил себе дом из итальянского кирпича, на новороссийском цементе марки 500, выложив фундамент из ФС. Ему не страшен ни Big Bad Wolf, ни норд-ост, который Бора, ни землетрясение. Это в том случае, если он строил сам. Кстати, почему Спитакское землетрясение привело к многочисленным человеческим жертвам, а Сан-Франциское нет? (его эпицентр был между Сан-Франциско и Лос-Анжджелесом). Дело в том, что Hilton и Sheraton строятся очень крепко – по-небосребски. Жилье же, представляющее собой каркас из деревянных брусков на скобах, развалить невозможно. Пострадать в таких домах можно, если на тебя свалится люстра или шифоньер. Потому и погибают считанные единицы – в основном на мостах, на рабочих местах (на лесах строительных, скажем).

По мере удаления от downtown дома становятся менее ухоженными. Вокруг них нет стриженных газонов, больше грязи (вещество или предметы не на своем месте). Есть районы, где вежливые полицейские предупреждали наших pedestrians (гулящих пешком), что белым джентльменам дальше лучше не углубляться.

Всегда ли это вдали от центра? Пожалуй, нет. Я был свидетелем сцены на Бродвее (широкий путь), который находится в центре сравнительно молодого американского города Лос-Анджелеса. Было это в пятницу 9 октября около часа дня. В этот день была массовая торговля детскими товарами. (Вот тут-то я купил внуку куртку, а внучкам кучу каких-то трусов, платьев и прочего). Так вот, не спеша иду из одного магазинчика к другому. Сзади крик. Обгоняет (пробегает мимо) высокий стройный негр с буйной проседью в кучеряшках лет 45. Следом пробегают еще трое негров лет по 30. Все одеты в обычные для сезона и времени брюки (кто-то в джинсах, кто-то обычных х\б) и светлых то ли в майках, то ли сорочках. Убегающий заскакивает под леса ремонтирующегося дома, нависающего над тротуаром. Один догоняющий кидается за ним. Другой пытается обойти леса и зайти с тыла. Третий останавливается около. В это время под лесами навстречу мне идет очень пожилой толстяк в белом костюме и шляпе. Сам тоже белый. Обходит убегавшего, равняется с нападающим, проходит дальше в мою сторону. Нападающий достает нож с выскакивающим лезвием. Нож впечатляет. Обороняющийся тоже достал ножик поменьше, но лезвие тоже выскакивает само. Подошедший в обход пытается отобрать нож. Небольшая возня. У вооруженных активно работает левые руки (ножи в правых). Возня эта длится пару минут. Потом нападающие с громкими ругательствами (?) ретируются. Полицейские машины не выли, зеваки (кроме меня) не останавливались. Все воспринималось как нечто естественное.

На том же Бродвее получасом раньше и несколькими строками ниже (в сторону Лонг Бича) видел молодого лет 25 негра, вяло и грубо требующего у прохожих деньги. По-моему, ему никто ничего не давал, но однозначно утверждать это не берусь.

Когда же я около часа дня решил возвращаться на судно, меня (и не только) у билетного автомата трамвая, который метро, поджидал негр. Тоже молодой. Забегая передо мной, он нажал кнопку выдачи билета до Лонг Бича, а когда я получил билет и сдачу с 5 долларов квартерами (четверть доллара), потребовал money. Дал ему дайм (гривенник). – Мало. Показывает мне квартер и что-то лопочет. Дал квартер.

Практически одновременно со мной покупал билет пожилой белый американец с тростью. Негр попытался услужить и ему, но получил корректный отпор и остался без очередного квартера.

В Лонг Биче мы почти не выходили за рамки свободного обитания белых джентльменов. Поэтому днем почти не видели ни оборванцев, ни попрошаек, ни нищих, ни пьяных. С пьянством в Америке, правда, напряженка. Баров много, пьяных нет. Кстати, и курящих мужчин немного. Курят больше молодые девицы. В магазинах, офисах, транспорте не только вежливые вывески «please, no smoke», но и более категоричные «no smoke». Тем не менее, даже в downtown встречали отдельные экземпляры, лежащие на лавочках или газонах. За пределами же downtown видел я мужчину оборванного, который спал на лавке у входа в долларовый магазин. Во сне он поправлял одеяло – кусок полиэтилена. Вечером же недалеко от оперного театра (стекло почти без бетона и металла) в течение одного вечера к нам подходили трое. Один развернул кусок гофрокартона с корявой надписью, из которой я разобрал только AIDS, что в переводе на более понятный называется СПИД. Другой что-то говорил о паспорте. Третий сказал, что живет на скамейке и готов нам услужить.

Жизнь на калифорнийской скамейке мне абсолютно непонятна. Не занимаясь специальными поисками, встретил в разных местах два обшарпанных дома в 3 и 4 этажа с надписями «Hotel, 1 $ daily». За доллар в сутки там можно жить. При минимальной почасовой оплате труда в 3,85 доллара за час можно заработать на ночлег и 6 фунтов бананов, если их покупать в приличных супермаркетах.

В Америке нас преследовали катаклизмы. В Гонолулу стоянку испортил ураган. В Лонг Биче, кажется, в пятницу 9 октября вечером (было уже совсем темно), когда мы сидели в большой каюте геологического отряда за калифорнийским портвейном, там же за индийским чаем иркутской фасовки, судно вздрогнуло. Взрыв. Выходим на спардек. Далекое зарево. Потом громадные языки пламени метров 50 высотой Что горит – не ясно. Далеко. Видно только пламя. На утро в газетах на первых страницах цветные фотографии пожара. Взорвалась водородная установка. Я как-то подумал, что и этот заход испорчен. Какие-нибудь гражданско-оборонные дела. Иностранцев под домашний арест, еще что-нибудь. Нет. Это их проблема. А у гостей города проблема должна быть одна – тратить доллары и получать за них свою пайку удовольствия.

Попав в Америку, имея доллары, придя в очень приличный магазин, можно не найти «Made in USA». Товары из очередного азиатского тигра – Южной Кореи, из Японии, из самого социалистического в мире Китая. Тайвань, Гонгонг, Мексика, Венесуэла. Впечатление такое, что легкой промышленности в США нет. Американской обуви, по-моему, не приобрел никто. Даже фирменные майки с калифорнийскими приветствиями часто оказываются сделанными в Афганистане. Но главное – это засилие социалистического китайского ширпотреба. Китайцы как-то смирились с тоталитаризмом, социализмом, расстрелом студенческой демонстрации на площади Тяньаньмэнь и занялись производством и завоеванием мирового рынка. А мы все либо стреляем, либо отстаиваем самостоятельность, либо не поступаемся принципами. И при этом нищаем. За время нашего плавания (пока это 3 месяца) рубль относительно доллара упал по официальным данным более, чем в 2,5 раза. А ведь доллар тоже падает. В Америке цены совершенно официально растут буквально на все. В справочниках крупных торговых фирм типа Sears цены приводятся на дату поступления изделия в продажу, и указывается ежемесячное повышение цены. Не купил сегодня – пеняй на себя. Нам бы такие честные справочники (да такие товары, да за такие относительно реальных зарплат цены).

Есть в downtown Лонг Бича улица, одним концом упирающаяся в Long Beach Plaza (большой универмаг), другим – в центральную артерию в Long Beach авеню. Называется Promenade. Улица широкая, но не проезжая. Улица для прогулок. По пятницам и субботам (по четвергам и средам точно нет, как с остальными днями – не знаю) там устраиваются гуляния. Вдоль променады передвижные выставки местных художников – живописцев, прикладников, конструктивистов, телеги с Hot dog (горячая собака, если буквально, а если по факту – бутерброд с сосиской) с напитками, фруктами, с индивидуального производства платьями. Журчат фонтаны. Играет джаз. Не Роллинг стоунс, не Черный кофе или Парк культуры, не рок, металл и прочее проходящее и уже ушедшее в Америке, а классический джаз, обогащенный новыми инструментами, но все-таки классический джаз с импровизациями саксофониста, ударника, трубача. Ненавязчивый джаз. Кстати, по радио на УКВ в стереофоническом звучании постоянно передается либо симфоническая, либо джазовая музыка. Станций много. Можно поймать кантри, можно блюз, реже мексиканские мелодии, иногда и рок проскакивает. Но рок. Опять же классический рок-н-ролл с его ритмами и генеральной мелодией. Модные когда-то звуковые заставки типа скрипа дверей или тормозов, журчание воды в унитазе и просто какофонии с криком ушли. Была мода сезона и прошла. Чего-то новомодного в звуковой палитре Америки не заметил. Время торжества классики. Симфонической, джазовой, блюза, кантри. Пена ушла. Пенные ансамбли перекочевали на Красную площадь и в Турцию. Там этот лежалый товарец пока идет.

Если днем Promenade многолюдна, то часам к 18 там все сворачивается, а после 20 город вымирает. Небольшие компании людей самого разного возраста сидят в кафе и барах (заняты единичные столики из 10–15). Редкие прохожие. Редкие, преимущественно продуктовые (вино-фрукты) магазины пытаются проглотить редкие в это время доллары.

Прогуливаясь между 20 и 22 часами в районе Promenade, мы вдруг захотели пить. Мы – это начальник геофизики Реналь и я.

– У кого есть деньги? Кто угощает?

– Ну, я.

Взяли по бутылочке пива из холодильника, огляделись по сторонам. Есть хорошая лавочка. Сели. Пьем. Мимо идут мужчина и женщина в форме с чем-то на поясах. – Влипли! Полиция! Нет. Настроены доброжелательно. Что-то спросил мужчина не то насчет вкуса, не то температуры пива. Геофизик что-то ответил. Его английский я понимаю хуже всего. Эти двое ушли. Мы допили пиво, положили бутылки в урну и пошли в сторону Long Beach авеню, на которую нам идти к мосту через реку и дальше в порт. Почти у авеню снова встречаем эту пару. Мужчина что-то спрашивает. Начальник отвечает. Наконец включается мое языковое восприятие (пиво, хоть и слабый, но все-таки алкогольный напиток, который снимает мой языковый барьер).

– Откуда?

– Из России, моряки с исследовательского судна.

– О, очень интересно!

А вы – полиция?

– Нет, служба помощи туристам. Давайте познакомимся. Джон Паливода.

Паливода? Украинец?

– Да, мой дед с Украины.

- И мы оба с Украины. А как насчет украинской мовы?

– No.

Женщина с Тринидада.

Вообще-то, Америка – сложный национальный конгломерат. Главный руководитель совместных экологических работ – турок, жена его из Югославии (бывшей). И тем не менее, американская нация продолжает существовать в отличие от советского народа. Почему? Не говорим «штаты». У них каждый штат, может не каждый, во всяком случае, Калифорния – республика. Есть конфликты. Были в мае какие-то безобразия в Лос-Анджелесе. Следов явных не видно. Но у одного еврея из Одессы в этом конфликте погиб младший сын. Старший разбился на мотоцикле за год до этого. Говорят, этот еврей после того, как покинул Одессу-маму, разбогател. Говорят – миллионер. Одинокий миллионер.

А где-то далеко за кормой зарница. Грома не слышно. Небо чистое. Луна пошла на убыль. А где-то впереди будущее. Какое?

Да! А как там наши будущие миллионеры – боцман, повар, радист, матросы? Сам никого не видал. Но даже американская земля слухами полнится. Говорят, что приходили на судно представители местной общины баптистов, молящихся за моряков и по мере возможности помогающих морякам. Этот слух подтвержден тем, что баптисты оставили нам большую пачку газет «The Christian Science Monitor» (известная газета, на нее даже наша пресса время от времени ссылается даже со времен Хрущева) Так вот они, якобы, рассказали, что боцман устроился на работу в порту Сан По на 15 долларов в час. Наши руководящие завистники утверждают, что на самом деле он работает на работе, которая стоит 25 в час, работает за какого-то лодыря, отдавая червонец ему. Начальник радиостанции, ничему не завидуя, говорит только, что хоть и устроился и зарабатывает, но на телеграмму домой так и не заработал. Жена, родители бомбят судно запросами, где же их любименький. Еще про одного матроса говорят, что он устроился то ли швейцаром, то ли вышибалой (крупный парень с наиболее приличным знанием языка). И еще у одного молодого армянина в Лос-Анджелесе дядя. Тот якобы тоже пристроил племянника. В общем, никто из них поздороваться с нами не пожелал.

А вот другой случай. Пара наших «верхних» людей уходит в увольнение в город. Прошли за ворота. Догоняет их очень приличный автомобиль. Очень старый водитель на приличном русском языке предлагает довезти их до центра. Садятся. Разговорились. Старик – бывший чиновник, пенсионер живет в 60 милях от Лонг Бича в маленьком поселке. Прочитал в газете о приходе нашего судна. Приехал посмотреть – так может быть, зайдем на судно – приглашают наши «верхние люди». – Нет, я слишком стар и слишком слаб, чтобы ходить пешком, тем более по трапам. Я посмотрел. Мне достаточно. – Откуда вы знаете русский? – Сам изучал. Просто интересно было.

«Да будь я и негром преклонных годов и то без уныния и лени, я русский бы выучил…» Только зачем? Что им разговаривал Ленин?

А вот из нашей судовой жизни. Пару дней назад (а может, вчера?) по громкой связи «начальникам отрядов собраться в каюте начальника рейса». Есть. Собрались. Информация. Есть РДО зам. начальника экспедиции по флоту: идти одной машиной, экономить топливо. До канала все равно пойдем двумя, поскольку время прибытия на рейд Бальбоа сообщено властям. Потом перейдем на одну, но будем доказывать целесообразность двух. В общем, рейс может увеличиться суток на 10. Заход в Лас-Пальмас (Канары) не отменяется. Сведений о деньгах пока нет, хотя все обещано. Все это обещает начальник рейса. Дальше он переходит к постановке задачи. Самая главная задача – привести в порядок палубные механизмы, законсервировать лебедки. Поэтому все должны помогать отряду технических средств. – А я думал, что главная задача – это информотчет и акт внутренней приемки полевых материалов. – Это, конечно, тоже важно, но главное – механизмы. Всем, кто будет работать на палубе, я обещаю отгулы и премию. – Быть геологом хорошо, а лебедчиком – лучше. Я б в лебедчики пошел. Пусть меня научат (это я на этом сборище). Вообше-то я завтра выведу своих ребят всех на палубу, а отчет пусть кто-нибудь делает (это я продолжаю). Начальник отряда технических средств возмущен моим поведением. Он встает и демонстративно уходит. После этого начальник рейса благодарит нас за участие в совещании и говорит, что свое слово относительно отгулов и премий берет назад. Посмотрим. Но, как говорит наш Главный геофизик, у начальника рейса психология лебедчика. Все, кто не на лебедке – бездельники. Он даже забыл, что в геологическом отряде есть камнерезный станок, который надо консервировать, есть дробильно-сократительный агрегат со щековой дробилкой, есть центробежные истиратели, которые до сих пор эксплуатируется по прямому назначению. Вернее, все это он знает. Но он – лебедчик. Есть у нас его зам. Тоже лебедчик. Пару дней он действительно красил что-то. А вот сегодня с воздушкой (пневматическим ружьем) сидел на баке и стрелял в пролетающих птиц. Его там Главный геофизик засек. Ну, зам и сообщил ему, что очень устал (работал последний раз позавчера) и решил развеяться. Если начальник имеет некоторое отношение к отчету (за ним график рейса, выполнение плана в физических объемах и процентах), то зам – просто зам.

И вот в 19 часов под ужин мы в канале. Подходим к первому шлюзу. Действительно, все на месте, и американская база, и «Гнилой зуб» (днем он сегодня был веселенький с проблесками зелени), и мост «Америка», и плосковершинные коралловые островки, сплошь покрытые лесом с пятнами terra rossa на полянках и возле строений. Как обычно, на заднем плане небескребилась столица – Панама. А вот уже и паровозики с зубчатым средним колесом. Почти в Атлантике, по которой пойдем одной машиной.

В связи с этой одной машиной мы – «средние» и «лишние» люди додумались до простой вещи. Даже если АСПО (или что там вместо нее – нефть за нефть) возьмет с экспедиции деньги (валюту), то эта АСПО отдает стране валюту за буксировку чужого судна. Доллары (пусть не в экспедиции) все равно в стране. Шесть же с лишним тысяч за счет продления уйдут в Лас-Пальмас Испании. Кто-то привозит их домой для продажи за рубли с целью приобретения хлеба, мяса, молока и всего того, по чему мы при социализме догоняем и перегоняем Америку. Эти доллары, вроде, в стране, но в чьих руках? Банка? Нет. Скорее в руках чеченской, нечеченской, национальной, межнациональной мафии. Не придет же наш матрос на фондовую биржу со своей сотней долларов для продажи ее с аукциона. Пойдет она без молотка на черном рынке.

*** Уже двое с половиной суток идем Карибским морем. Бледная сероватая голубизна. Часов на восемь не очень страшного шторма. Все пытаюсь увидеть в волнах айвазовщину. И все не получается. Нет ни зеленести воды, ни пестроты оттенков. Все спокойное, монохромное. В Карибском же нет океанской глубокой синевы. Все порываюсь изнасиловать фантазию и изобразить море с небом в пестрых серостях, но получается чушь. Сам вижу. ***

Еще одно воспоминание об Америке. В Лонг Биче зашел я в небольшой выставочный зал вроде Новороссийского, с гордым названием Art gallery. Видимо, выставлялась какое-то общество (объединение, группа). Такое заключение потому, что посреди одного зала стоял стол, накрытый по типу шведского. Посетители время от времени что-нибудь клевали с него. Вход бесплатный. Живопись в основном реалистическая. Немного сюра, чуть-чуть примитива. Но в основе реализм. Пейзаж, жанр (уличные сцены), очень немного портретов. Открытые чистые краски. Правда, пейзажи в основном городские без дальних планов, поэтому в фузовой дымке у авторов обычно нет нужды. А воздух там действительно чистый. Смог над американскими городами в основном присутствует в советских газетах. Пока мы были в Лонг Биче, утра были туманные, а часам к 9 туман рассеивался и дальше все было чистым и светлым.

Вернемся на выставку. Формат работ небольшой. Минимальные работы где-то 30х40 см (измеряют они, правда в дюймах и футах), самые большие – под метр по длинной оси. Доминируют горизонтальные композиции классических соотношений. Оформлены работы либо в традиционные рамы лакированного дерева в комбинации с тканью, либо окантованы штапиком или простыми рейками. Лепнины нет, бронзы тоже. Несколько подобных рам купил. Такие рамы и в Корее, и в Мексике, и в Штатах. А у нас их нет совершенно. Возле каждой работы (не на раме или красочном слое, как на наших выставках) бумага с машинописным (компьютерным) текстом. Название работы крупно. Потом мельче имя и фамилия автора (выставка групповая), год, цена. Цены очень разные, но в общем, исходя из понятия среднего заработка, низкие. Долларов от 150 (малоформатные работы в примитивном стиле) тысяч до 2 (от приличного дневного до среднего месячного заработка). Живописью в Америке вряд ли можно прожить, как и у нас.

Карибское море за иллюминатором сегодня с утра потеряло свою серость и голубизну и приобрело явный зеленовато-серовато долларовый оттенок. По моим наблюдениям подходим к суше. Вышел, огляделся. Берега не видно. Неужели моя наблюдательность меня подвела? И гидрография на замке.

***

А в субботу 24 октября, в обед на мутной волне прозвучал голос России. Оказывается, православная церковь потому и называется православной, что в отличие от еретических концепций всяких там католиков, протестантов, адвентистов, евангелистов, она единственная правильная. Знакомые формулировки – «Учение Маркса-Ленина всепобеждающее потому, что оно верное». Не можем мы чего-нибудь единственного правильного, абсолютно верного. А вот во время завтрака «какой-то голос России» донес до нас сведения о том, что Хасбулатов то ли алкоголик, то ли наркоман. Козырев то ли министр иностранных дел, то ли частное лицо. В общем, в Кремле и Белом доме костры инквизиции. Нет. Инквизиция – это не наше. Троеперстники двоеперстников сжигают. Это по нашему! По-нашенски! А на Кубани Боровой баллотироваться куда-то собрался. Его рейтинг где-то около процента. Но зато на него подали в суд, обвиняя в нанесении убытков на миллиард рублей.

Родина! Дорогая! Уж лучше не голоси.

Чем так жить, лучше государя-императора немца из Франции взад на престол пригласить.

 

*** Вчера утром, 25, в воскресенье проливом Святого Доминика мы вышли в открытую Атлантику. Океан снова посинел при солнце и поголубел при периодической сплошной легкой то ли облачности, то ли высокой дымке.   Со вчерашнего вечера приступил к «Отрывочным мыслям неизвестного художника самоучки». Возможно, триптих Влада Вагабундо и получится. И общее название уже есть – «Триптих». Три параллельные жизни, как-то хитро переплетенные, определяющие одна другую и в то же время абсолютно самостоятельные. Жизнь геолога определила неизбежность путешествий. Жизнь путешественника обеспечила впечатления, обострила восприятия и на логическом, и на чувственном уровне. Жизнь художника повела в дорогу в перерывах между плаваниями и поездками за зарплату и всякие надбавки. Все три жизни отточили способность к мгновенному восприятию факта и к сопоставлению внешне несовместимого.

Перед ужином в предпоследний раз в этом сезоне получили тропическое «удовольствие» – по паре бутылок «Черноморского». Бутылку уже уложили аккуратно по назначению. Но из-за смены постельного белья и принятого удовольствия план сегодняшний не выполнен, сейчас компьютер занят. Пролёт. Что я буду делать вне тропиков? А вне океана? Кто или что будет шелестеть за иллюминатором? Что или кто будет приподнимать и мягко опускать меня? В противовес песне, я в Россию совсем не хочу. Может быть, я привык к положению, когда «я давно не видел маму»?

Что-нибудь понять в российско-посткоммунистической, но все еще советской жизни очень трудно. Кто-то кого-то свергает. Об этом сообщает то Голос России, то Голос Америки, то Свобода. Свобода приема передач! А мы пошли двумя машинами. Скорость вместо 9 уже 13 узлов. Расчетная дата захода в Лас-Пальмас не восьмое, а третье, в Новороссийск – не двадцать седьмое, а шестнадцатое. Вообще и те, и другие расчеты меня слегка смущают. Скорость меняется в полтора раза. Ну, да Бог с ними.

Кстати о Боге. Под Пусанскими впечатлениями я стал задумываться на эту тему. Обнаружил, что мой Олег Маулович заинтересовался подаренной мне Библией. Узнаю, что старший гидрограф на своих маршрутно-промеренных вахтах с удовольствием рассуждает о высших силах.

Когда о чем-то долго думаешь, формируется нечто более или менее цельное. Кажется, мысль созрела. Но очень хочется кушать, и я с нетерпением жду команду – судовое время 19 часов 30 минут, команда ужинать (приятного аппетита на этом судне не желают). Состоялось! Теперь я много благодушнее.

Но сначала не о Боге. Сначала о религии. И об атеизме. Что такое религия? В общем случае это вера в высшие силы, в акт последовательного творения и в систему определенных ценностей. Для поддержания веры единоверцы собираются в определенных местах в определенное время и исполняют (отправляют или как это называется?) некоторые обряды. Высших сил, в существование некоторых религиозно настроенные люди верят, никто не видел. Никто, по крайней мере, при двух свидетелях, не общался. В эти силы верят. Принимают на веру. Это аксиома. Постулат.

А что такое атеизм? Это вера в несуществование высших сил, вера в отсутствие акта последовательного творения.

Религия держит людей в страхе? И да, и нет. Известно, что художники эпохи Возрождения были достаточно глубоко верующими людьми. Известно и то, что они изучали анатомию, препарируя трупы. Конечно, отступление от законов Шариата (или еще чего-то) каралось мучительной смертью. Конечно, проповедники христианского «не убий» сжигали идеологических противников на кострах. Отсюда и страх. Но этот страх не от веры в Бога, а от конкретного знания ситуации.

Атеизм. Разве он не держит людей в страхе?

Но и тот, и другой страх вызывает не та или иная вера (вера в существование Бога или в несуществование Бога), а конкретное поведение князей той или иной веры. Той или иной религии (ведь атеизм – тоже религия). Той или иной церкви. Ведь атеистическая церковь тоже существует.

Существует атеистическая церковь, атеистическая вера, которую я назвал нигилистическим атеизмом. Это атеизм тургеневского Базарова. Не верю в Бога (верю в отсутствие Бога), и все. Таких атеистов большинство. Такими атеистами, пожалуй, были и остается подавляющее большинство советских (бывших советских) людей. Сказали «не верь в Бога, а то в ВУЗ не примем, в загранку не пустим» – ну и не верю.

Другая атеистическая религия – это религия Зенога Каседовского или Жана Эфеля. Эту религию я бы назвал несмешливым атеизмом. «Видите, какой я веселый, остроумный, – говорят апологеты этой религии, – а все потому, что верю в отсутствие Бога и его божьего промысла». Это убежденные верующие. Эти не вроде тех, что на Пасху зашли свечку поставить. Эти сродни тем, кто к каждой заутрене приходит, на колени становиться и бьет поклоны, перемежая их с крестными знамениями. Насмешливые атеисты также смешны, как и юродствующие во Христе. И в массе своей также неприятны.

Третья ветвь атеистической религии – это религия недоучившего ксендза Дзержинского, бывшего семинариста, так и не ставшего дьячком, Сталина, Ленина, Хрущева, Брежнева. Эти носители новой религии, позаимствованный за рубежом, подобно Кортесу и Писарро, уничтожили храмы, библиотеки, монастыри. Уничтожили культуру и ее носителей только за то, что те были другой веры. Эту религию назвали задолго до меня. Назвали воинствующим атеизмом. Я бы добавил к этому названию свою копейку (она теперь дешевле «ленты»), – социалистический атеизм.

Но и в этой странной страшной религии, внутри нее, не все обстоит гладко. Там есть (или были) староверы, свои еретики, свои Никоны. У каждого князя своя церковь, в том числе и у князей воинствующего социалистического атеизма, есть свои крестоносцы, свое отцы – иезуиты, – есть исполнители всего самого страшного. Эти люди возложили свои души на алтарь своих церквей и, будучи бездушными, жгут и душат, рвут из людей души, калечат эти души, ломают судьбы. Не в абы чьих руках судьбы наши. Они в руках тех, о ком сказано – «…. толпой стоящие у трона…» Сам я не принадлежу ни к какой известной религии, ни к какой церкви. Я где-то на пороге новой религии. Думаю, если мне удалось бы сформулировать свое, пусть пока будет, учение, его разделили бы многие творческие работники. Каждый ученый, изобретатель, художник знает, что такое медитация. Может, не знает слова, не знает состояние. Художник стоит, лучше сидит перед белым холстом. Сидит расслаблено, но внимательно, всматривается в холст. И вдруг видит. Остается только положить нужные мазки в нужные, увиденные места – и картина готова. А если долго внимательно всматриваться в список известных химических элементов, а потом лечь спать, то надо будет встать, расчертить лист бумаги, расположить на нем в определенном порядке известные элементы и распорядиться, чтобы коллеги поискали несколько недостающих. Это шутка по форме. Но ведь по-существу примерно так и происходит.

***

Прошел (или подошел к логическому концу) еще один взбаломошный рабочий день. Последний день октября. Опять возникла накладка к отчетным материалам. Опять я отброшен на пару дней назад. Тем не менее, за ближайшие три дня мне предстоит все закончить. Иначе скандал. Начальник рейса и ответственный исполнитель работ, главный геофизик – ребята очень нервные. Несмотря на то, что впереди еще, по крайней мере, полмесяца, они дергаются и дергают окружающих. Но день прошел. По логике я могу продолжить изложение своей новой религиозно-философской …. выдумки (?), открытия (?). В общем, чего-то.

Так происходит. Тридцать с небольшим лет назад ленинградскому профессору астрофизику Козыреву пришло озарение. До этого он, видимо, смотрел на звездное небо, что-то измерял, что-то считал, что-то кому-то преподавал. Но вот пришло озарение. Вселенная расширяется. Расширяется равномерно во все стороны. Вот тут Высший Творческий Дух ниспослал ему благодать (благо дать). Он сказал: «Подсчитайте ретроспективу». Профессор посчитал и увидел, как в обратном времени Вселенная, вечная и бесконечная, вдруг стала сжиматься. И, в конце концов, превратилась в точку. В математическую точку, но имеющую ни длины, ни ширин, ни высоты, ни массы, ни «тверди», ни «хляби», ни «тьмы». Он увидел мгновение акта творения. Он узнал День Сотворения Мира.

Итак, акт творчества, акт сотворения мира установлен. Его, конечно, можно не признавать. Ведь для установления этой даты использовалась, в частности, таблица умножения. Ее тоже можно не признавать. Не верить в нее.

Уже уходит 2 ноября. Со вчерашнего вечера океан с нами играет в подкидного дурака – постоянно подкидывает. Особенно досталось ночью, продавило в узкую щель плохо задраенного иллюминатора ведра полтора-два воды. Что называется, заодно и палубу помыл. Сегодня закончил все свои части текста отчета. Расслабление. Осталось мне из писанины одно приложение к отчету, оно же статья. О карсте. С главным геофизиком. Я написал. Он почеркал. Сильно не испортил. Теперь моя очередь чиркать. До чего не люблю писать с соавторами! Сколько мелких идеек пропадает втуне в процессе такого последовательного редактирования! Надо, наверное, потихоньку выбиваться в безсоавторные авторы (солисты). Тем более, что писать, в основном, все равно приходится самому.

А сегодня кончается следующий день. После обеда по моему левому борту начали потихоньку просклизывать Канары. И я, вместо того, чтобы работать, сляпал две акварели. А все потому, что проснулся я к началу завтрака в совершенно песенном настроении. Позавтракал. Восемь часов. По утверждении Главного геофизика, это начало рабочего дня. Прихожу в камералку. Закрыто. Мурлыча песенки, иду в каюту. Курю. Возвращаюсь минут через двадцать. Открыто. Приходит. – С утра надо слушать последние известия. (В последнее время Голос России крепнет. Его удается поймать почти каждый день). – Ладно. Впредь буду. – Ты что написал? Это что ли надо было? – Не нравится? Переделай. (Речь об информационном отчете). И так все приходится самому делать. Песенное настроение пропало. Специалист он действительно классный, но зануда редкая. Писать надо без соавторов. Когда я ответственный исполнитель отчета, я так и делаю. От соавторов требую только фактуру. Сейчас черт его знает, кто ответственный. Но кровь портит этот Главный всем. И не только на судне.

Итак, завтра Ла Лус – порт Лас Пальмаса. Там еще на карте какой-то райончик нарисован. Гуанартеме называется. В переводе что-то вроде Ивана Артемыча. Все это обещает быть на острове Гран-Канария. А порт Ла Лус (свет) расположен на полуострове, который называется Ла Искета (островочек) да еще и в женском роде. Островушечка?

Интересный получается компот. Перечитал свой скулеж, записанный третьего вечером.

Итак, завтра Ла Лус… А сегодня девятое. И мы предрейдовые двое суток заякорились на банке Амина между островами Гран-Канария и Фуэнтовентура и стоим. Последняя радиограмма от третьего информирует: «мама приезжает десятого ноября=Роза». Она приезжает (уже приехала) меня встречать. А мне еще минимум недели две. Итак, с вечера третьего до вечера девятого мы стоим. Мы экономим воду. Умываемся по расписанию. Экономим топливо. В лабораторном комплексе судна отключен свет, не говоря об аппаратуре. В жилой части судна свет отключается. Ноль часов по судовому времени. Едим в основном мясопродукты (то мясо, то печенку, то язык) в небольших количествах. Но если раньше малое количество мясопродуктов компенсировалось большим количеством расползающихся макарон, то сейчас у нас маленькие горсточки то риса, то перловой сечки или символ картофельного пюре. Последние три дня мне пришлось работать с компьютером. Набирал текст отчета. Пришлось притащить IBM PCXT в каюту. Потому и записать мысли и чувства не мог. Места для мысли и чувств в каюте не хватало. Видимо, свою геолого-философскую концепцию я так до конца и не зафиксирую. Ну, да какие наши годы?

Вот и утро пришло и прошло. Солнце тянется ближе к закату. За иллюминатором птичье крыло. Плеск волны, чуть заметные нити островной Канарейской земли. Но причалов Ла Луса не видно. ВэТэБэшники нас подвели. И от этого очень обидно.

Мрачный юмор в стиле – «где-то в этих местах наши рыбаки простояли много месяцев, голодали, один умер», – уже отзвучал. Пока чем-то кормят, по режиму позволяют умываться и часть вечера освещают каюты и коридоры. Хорошо! После обеда традиционно пошёл сделать променад на баке (помнится из истории ВКПб или чего-то еще в том же духе, что великий Ленин, бывая в тюрьме, ходил по камере сколько-то тысяч шагов). В это время над пароходом крутилась стая чаек. Говорят, это души умерших моряков. А может еще не умерших? Подумалось. Ветер. Облачно. Загорать не получается. Холодно. Оделся. Вернулся в каюту.

Хоть я и закончил информотчет, хоть каюта и была загромождена компьютером, все таки даже в эти дни не отступал от заповеди. Начал и закончил акварельку «Мелодии и ритмы Испании». Мой маленький старенький хрипунец «Sanyo» с торчащей в иллюминатор антенной. За иллюминатором Грос Канария в мгновенном послезакатном освещении. Все контрастно. Пейзаж фиолетово-красный, натюрморт серо-черный. Радиостанции же Канарские слабее и южно-, и центрально-, и североамериканских. Хрип, помехи. А что музыка, то ритмы слабоваты. В значительной мере чернокофейный Парк культуры без мелодий. Гитарно-кастаньетные проигрыши – в основном только сбойные заставки к длинным говорением. Телевидение Испании тоскливо до безобразия. Какая-то бесконечная игра типа нашего счастливого случая в стране дураков. Это первая программа. Игра идет во время обеда, чая, ужина. Изредка, на существенно менее качественных каналах американские боевики, надоевшие в записях. Но иногда удается нарваться на музыку. Американский сериал про поросят, волков и каких-то нехороших людей с торчащими клыками. Наши (поросята) побеждают. Рекламы мало и та в основном посвящена мылам, шампуням, стиральным порошкам и в меньшей мере косметике. Впечатление, что испанцев призывают помыться и постираться. В этом что-то есть. Как-то передавали интервью с пожилым артистом социально-психологического жанра. Интервью в студии. Интервьюер – женщина. Артист в кепочке на макушке. Показывали раз что-то вроде клуба «кому за 40». Танцы. В зале. Под живой оркестр. Среди танцующих в помещении с женщинами, мужчины в летах. И в кепках. Мусульмане? Кепка, вроде, не по делу. Иудеи? А вроде (по литературе и прочему) испанская инквизиция. А-а-а! Наверное, гранды! Которым можно и при женщинах в шляпах с плюмажами. Или конкистадоры. Им нельзя шлемы снимать – кругом обиженные завоеванные.

Ну вот. Я думал, мы без вести пропавшие, а оказалось, что мы нашлись (или нас нашли, или деньги наши нашли). В общем 11 ноября, 1992 г. в 17 часов 48 минут по громкой связи капитан торжественным голосом объявил – «По готовности главного двигателя судно снимается с якоря и следует на заход в Лос Пальмос». Итак, часа через два причалы Ла Луса. А всего с памятной ночи с третьего на четвёртое до сих пор прошло что-то около восьми суток. Этого впустую растраченного времени нам хватило бы станций на шестьдесят-шестьдесят пять, то есть на практически полное решение геологической задачи. Но мы что-то сэкономили. Тонн шестьдесят тяжелого топлива. Ну, и немножко на питании.

***

Закончилась предпоследняя вахта в этом году. В этом году с вероятностью в четыре девятки. И поплелись мы в сторону дома. Снова Панамский канал, Атлантика, Канарские острова, Лас-Пальмас. Об этом, возможно, как-нибудь отдельно. А вообще-то тоже интересно.

***

У меня было еще несколько пересечений с Америкой и американцами. Как-то Южморгеологии был предложен экстренный контракт на инженерные изыскания под строительство трассы оптоволоконного кабеля Джибути-Маскат. Американская компания начала исследования с востока, видимо, от Персидского залива, и на подходе к Маскату утопила свой геоакустический комплекс – основной аппарат для получения необходимых данных для проектирования трассы. Об этом на старте нам ничего не было известно. Наша задача заключалась в изысканиях между Маскатом и Джибути. Ближе к концу работ нам была открыта «страшная тайна», что где-то на подходе к Маскату комплекс утоплен и заказчику хотелось бы спасти «утопленника».

Чтобы попасть к началу трассы, мы вышли из Геленджика – Новороссийска и по пути провели исследования Красного моря. В Джибути к нам на борт прибыл супервайзер компании заказчика. Это отставной командир атомной подводной лодки, капитан (рангов его не знаю, плохо разбираюсь в званиях, должностях и чинах ВМФ США).

Супервайзер привез нам что-то вроде рейсового задания. Принцип изысканий традиционный. Детальное изучение рельефа дна вдоль всей трассы, определение состава и свойств субстрата.

Мы пошли выполнять заказ по хорошо отработанной технологии. Буквально сразу после выхода с рейда пошли интересные геологические объекты. О них по завершении морских работ мы опубликовали несколько сообщений.

Ну, а пока несколько слов о супервайзере, отставном представителе высшего офицерского состава ВМФ США. Супервайзер – это в общем случае представитель заказчика, надсмотрщик над исполнителями работ. Не знаю, как его терпят американские дамы. Он ужасно неряшлив, примерно, как одна из Сьюзи из компании эколога доктора Крейга (см. выше), которая приходила в кают-компанию в рваной майке, заляпанной глиной. У этого своя заморочка. Он ходит в каких-то своеобразных шортах, которые сползают вниз, когда их хозяин тянется к чему-то, находящемуся несколько выше его головы. Мужичок он среднего роста, если за базу принимать мое поколение (это порядка 171–173 см). Мог бы быть (или хотя бы казаться) стройным. Но стоит ему повернуться лицом к карте, к посудной или книжной полке, то есть отвернуться от сидящих в нескольких метрах позади него, как обществу открывается глубокая темная впадина между двумя половинами казенной части.

Как бы то ни было, мы прошли трассу, отметили естественные опасные места, предложили пути обходов. Все это показано на картах и описано на ужасно противном английском языке (нередко в моем представлении о нем это бывает, особенно когда им не владеешь, а писать и говорить на нем приходится).

Наконец, мы получили последнее пожелание супервайзера (в задании по контракту его не было) попытаться спасти их «утопленника» – подводную часть их геоакустического комплекса. Супервайзер дал нашим гидрографам координаты точки, в которой произошла «трагедия». Смех смехом, но стоимость утопленного аппарата существенно превышает миллион долларов. Наш аналогичный аппарат стоит раза в полтора дешевле, хотя тоже дорогой. Разница в стоимостях, наверное, кроется в различиях системы оплаты труда создателей техники.

Технология спасения такого рода аппаратов заключается в накладывании двух-трех шлагов (петель) стального троса на точку предположительного положения аппарата. Этим процессом руководит гидрограф. Наш гидрограф Андрей Шанин, командуя на ходовой мостик, обеспечил выкладку трех шлагов вокруг указанной точки. Начали подъем, по сути отрыв аппарата от дна. Аппарат не всплыл. Андрей потребовал не словесного описания точки, а электронной цифровой записи точки. Ввел содержимое флешки в компьютер, пошевелил извилинами и задал другую точку примерно в трех сотнях метров от предложенной супервайзером. Снова по командам Шанина выложена петля из стального троса на дне. Потом плавное затягивание петли вокруг едва шепчущего аппарата что-то вроде «я тут, я жду». А потом это «я тут» резко переместилось. Самая ценная (дорогая) часть комплекса начала всплытие. Минут через тридцать аппарат появился на поверхности. Спустили шлюпку, зацепили всплывший аппарат, подтащили к борту судна, подняли на борт. Никакого дополнительного вознаграждения Шанину, вахтенному штурману, другим участникам спасательной операции не последовало. От супервайзера не было даже примитивного «спасибо». Мы же, привыкшие к бесплатному труду из любви к творчеству, и не удивились вслух этой бестактности.

***

Последнее мое посещение Соединенных Штатов (Республики Калифорния) было в 2004(?) году. Мы закончили свои работы в Российском разведочном районе и пошли в Лонг Бич, где планировалась частичная смена экипажа. Я должен был вернуться домой в Геленджик и заняться камеральными работами. Судно же, с обновленным составом исполнителей, должно было идти далеко на юг в Антарктические воды на контрактные работы с США.

Пришли в порт, остановились на якорной стоянке в ожидании властей. Дождались. Какой-то из властных структур захотелось посмотреть каждому из нас в глаза. Уникальный случай. Нигде никогда такого не было. По громкой связи объявление: всему личному составу по очереди (по одному) зайти в каюту капитана. Толкаться в «предбаннике» не стал, но и дожидаться особого приглашения тоже. Тесно прошла первая группа, потом стало просторнее. Подхожу. Стоит пара человек. Заходит один. Через полминуты выходит. Заходит следующий. То же самое. Захожу. Капитан Игорь Желябовский представляет: «Кругляков, Владимир Викторович, наш главный геолог» (тут он немножко приврал, ни по судовой роли, ни по домашней должности я не главный, я на судне начальник геологического отряда, а вообще я ведущий геолог). Заканчивается моя половина минуты. Выхожу. Заканчивается это знакомство. Расходимся. Свободную практику – выход на берег не объявляют. Мне она, правда, и не особенно нужна. Тем более, и раздача «слонов и подарков» (денег американских) тоже не объявлена.

Через некоторое время объявление: начальнику отряда Круглякову зайти в каюту капитана. Захожу. Вопрос: у Вас какие-нибудь инциденты в прошлые заходы в Штаты были? – Никаких, ни в Гонолулу, ни в Лонг Биче. «Странно, – это уже капитан. – Вам отказывают в транзитной визе».

Короче. Меня не выпускают ни на берег, ни в автобус до аэропорта. То, что называется «домашний арест», фактически, каютный. Просидел я под арестом с неделю. Выяснить причину ареста не смогли ни капитан, ни местный представитель нашего МИДа (консул), ни руководство компании CGGE, по контракту с которой предстоят дальнейшие работы. Что за американская служба меня арестовала, я так и не знаю. Это, видимо, большой государственный секрет. Знаю только, что и капитан, и консульская служба, и руководство CGGE предлагали перевезти меня от трапа судна до трапа самолета под конвоем. Соединенноштатские власти сказали, что так нельзя, поскольку я ни в чем не виноват.

В общем, я просидел на судне. Капитан даже привлекал меня к подменам вахтенного матроса на трапе, к каким-то мелким судовым работам. Сам я потихоньку начал работать над отчетом (весь материал есть, компьютерная техника позволяет выполнять расчеты, готовить иллюстрации и таблицы в тексте). Когда надоедало, начинал сочинения типа «как я провел лето» – оформлял свои наблюдения, соображения, которые потом превращались в статьи в специальных журналах и сборниках.

В какой-то момент мы снялись с якоря и пошли на юг вдоль Патагонии с внешней океанской стороны. Так что основной массы красот Южной Америки не видал. Пришли мы в самый южный город Чили – Пунта-Аренас. Там мне была выдана справка (или не справка, а какой-то другой документ) с печатью и подписью мэра этого города, что я побывал в Магеллановом проливе.

Через несколько дней мы с Мишей Заднепровским, начальником отряда технических средств, в сопровождении двух сотрудников полиции вылетели в Сантьяго, где провели ночь, а утром улетели в Москву и дальше домой.  

***

---

 

Читать воспоминания В.В. Круглякова "Моя первая кругосветка" ; "Моя вторая кругосветка" ; Как рождался Интеокеанметалл ; Байки морского геолога.

Ознакомиться с некоторыми научными концепциями и  посмотреть некоторые картины автора можно на страничке http://ukhtoma.ru/kruglyakov.htm.