Как рождался Интерокеанметалл

КАРТА САЙТА

Как рождался Интерокеанметалл

В.В. Кругляков

Говорят, что должно почитать зачатие,
которое предшествовало славному рождению;
ибо если бы не предшествовало зачатие,
то и рождение не было бы прославлено.

Bernard, Epistole. 174

Межправительственное Соглашение о создании совместной организации «Интерокеанметалл» (ИОМ) для проведения работ по поискам, разведке и подготовке к промышленному освоению железомарганцевых конкреций (ЖМК) было подписано рядом восточноевропейских государств, к которым примкнула и Куба, в Москве 27 апреля 1987 года. В настоящее время участниками указанного Соглашения являются Болгария, Куба, Польша, Россия, Чехия и Словакия. Штаб-квартира ИОМ находится в Щецине, Республика Польша.

В 1984 и 1985 годах специалисты Южно-тихоокеанской геологоразведочной экспедиции (ЮТГРЭ) объединения Южморгеология, к которой я был прикомандирован, сыграли роль свахи и сосватали ЮТГРЭ за крайнюю восточную часть рудной провинции Кларион-Клиппертон в Северо-восточной котловине Тихого океана. Работами этой экспедиции было обнаружено рудопроявление железо-марганцевых конкреций, способное представить промышленный интерес.

Позже мои впечатления от донных наблюдений я зафиксировал в картине под названием «Полёт морского геолога-художника над месторождением ЖМК».

Если говорить конкретно о «сватовстве», «сватах», «свахах» приложивших свои знания и энергию к этим исследованиям, то есть смысл назвать имена, хотя бы некоторых – Родина должна знать своих героев. Это Галя Герасимова, Саша Кретов, Михаил Мельников, Виталий Полиновский, другие геологи, геофизики, гидрографы. Они провели поисковые работы, определили контур потенциального месторождения, расположенного на глубинах около 4500 метров.

Пришло время, говоря словами Джека Лондона, «столбить участок». СССР, в лице Государственного научного центра «Южморгеология», к тому времени уже владел «застолбленным участком» Мирового океана. Сейчас этот участок называется Российским разведочным районом.

В странах СЭВ (Совет экономической взаимопомощи) были хорошие наработки в области аналитической техники и технологии. На Кубе был опыт передела оксидных марганцевых руд. Гуртом і батька бити легшее (укр.). Вот и договорились руководители стран социалистического содружества до единой заявки в Международный орган по морскому дну (ООН) на выделение участка для Совместной организации (СО Интерокеанметалл).

В эту организацию вошли Болгария, ГДР, Куба, Польша, СССР и Чехословакия. Опыт составления и успешной защиты заявки в Международный орган по морскому дну на выделение участка в международном районе Мирового океана был у Южморгеологии.

Переговоры о создании Совместной организации начались еще в 1983 году, когда первая комплексная экспедиция Министерства геологии СССР проводила рекогносцировочные работы в провинции Кларион-Клиппертон в Тихом океане. Естественно, что создание СО Интерокеанметалл – это дело рук больших начальников названных стран. Кто конкретно готовил проект соответствующего организационного приказа я не знаю. Зато твердо знаю «низовых отцов» заявочного участка Совместной организации. Это, если по иерархии, то Юрий Борисович Казмин, начальник Управления морских работ Министерства геологии СССР, и Иван Федорович Глумов, генеральный директор Государственного научного центра Южморгеология. С обоими «отцами» был не просто лично знаком, но и в экстренных условиях работал совместно с ними по разработке методических и нормативных документов по поискам и разведке полиметаллических океанических конкреций, оформлению и защите заявки в Международный орган на выделение участка.

Моя роль в последующем рождении нового очаровательного младенца, названного Интерокеанметалл – что-то вроде роли повивальной бабки, в решающий момент помогавшей младенцу появиться на свет.

Об этом дальше. Пока сошлюсь на книгу одного из «верховных отцов» А.Г. Краева «К общему наследию человечества», Москва, 2004, Часть III, «Интерокеанметалл», с. 197-297. А.Н. Краев был в 1988–1992 годах заместителем генерального директора СО Интерокеанметалл.

В январе 1988 года из порта Новороссийск вышло научно-исследовательское судно «17 Съезд профсоюзов» на исследования трансокеанского Анголо-Бразильского геотраверза, но, как принято говорить в экстренных случаях, «по решению партии и правительства» на марше ему было изменено рейсовое задание. Судно было перенаправлено в Тихий океан на уплотнение сети наблюдений в восточной части провинции Кларион-Клиппертон для обеспечения процесса безоговорочного «столбления участка». Правда, на борту судна, направлявшегося на геофизические работы, перенаправленного на геологическое опробование, было всего два геолога: Галина Семенова с опытом работ в океане и Сергей Чабашвили без оного. Это катастрофически мало. На вахте, как показала практика первой комплексной экспедиции и работы восьмидесятых годов НИС «Геолог Петр Антропов», должно быть минимум (необходимо, и в принципе, достаточно) два геолога. Когда на судне геологов всего двое, о продуктивной круглосуточной работе даже мечтать нельзя. Начальство это тоже понимает, или, по крайней мере, догадывается по данным хронометража, информация о результатах которого сообщается ежесуточно радиограммами.

Для усиления геологической службы судна было решено дополнить отряд четырьмя специалистами, причастными к составлению и редактированию заявки Южморгеологии. Для этого надо было срочно оформить документы (паспорта моряков, медицинские книжки), доставить геологов на судно.

В те, теперь уже далекие годы флот Министерства геологии СССР кроме научно-исследовательских судов имел танкер, способный обеспечивать рабочие суда топливом в любой точке Мирового океана, плавучий док, в котором можно было проводить ремонт корпусов. Было решено «новобранцев» доставить к месту работ НИС «17 съезд профсоюзов» из Геленджика самолетом до Находки и далее танкером «Геолог Юрий Билибин».

С приходом новой общественно-экономической формации, которую я определил как олигархический неоимпериализм, все это, включая часть рабочего флота, было распродано. А в те давние годы все было относительно просто.

Правда, один квалифицированный специалист оказался менее здоровым, чем надо для получения заключения «практически здоров, годен для работ на судах дальнего плавания». Другого, застрявшего по какой-то неизвестной мне причине, менее жалко, поскольку он был бы новичком, которого надо учить всему, а такой один уже есть в первоначальном составе партии.

И вот мы вдвоем с Аннушкой Ермаковой летим во Владивосток (аэропорт Артем) с пересадкой в Москве, потом едем на автобусе до Находки, приходим на судно. Я, вообще-то, тоже не очень «годен». У меня просрочена прививка против желтой лихорадки. Иду в поликлинику моряков, объясняю, что все делалось экстренно, прививку сделать не успел. Медицинский работник (не знаю чина, звания, должности) объясняет мне (это я знал и раньше), что одна, очень дорогая, ампула рассчитана на две прививки, то есть надо искать еще кого-то, кому нужна вторая половина ампулы. Спрашивает меня: «Тебе очень нужна прививка?». «Как зайцу стоп-сигнал», отвечаю. «Ладно, отметку ставлю и катись».

Покатился. Следующий десяток лет я, без прививки, но с отметкой о ней, «катался» по Латинской Америке, Юго-Восточной Азии, Северной Африке. Некоторые из стран, в которые я «закатывался», с формальной медицинской точки зрения являются опасными в части желтой или, как я ее называю, «золотой» лихорадки. Если про птичий, свиной грипп, про лихорадку эбола – пугалки публикуются постоянно, то про заболевания желтой («золотой») лихорадкой никаких сведений за сорок лет нигде не встречал, хотя в справочниках Интернета она значится в ряду смертельных болезней.

Сейчас я, конечно, раскаялся в своём поступке, но меня утешает то, что от человека к человеку жёлтая лихорадка не передаётся, сам я по природе не кусачий, а инфицированных комаров в багаже старался не провозить. В заболоченные районы сельвы не забредал, на берегах придерживался не лесопарковых зон, а больше лавок, кафе и уютных забегаловок. Да и не принято судить победителей. Дело ведь выиграло!

Пошли. Ходу нам недели две. По дороге бункеровка геофизического судна «Профессор Федынский». И на переходе, и на бункеровке я вроде бездельника туриста. До ближайшей работы еще далеко и, соответственно, тоскливо. Немного нас развлек капитан. По случаю какого-то торжества пригласил в помещение парадных приемов. Это по размеру больше, чем столовая команды на судах серии «Морской геолог». Главное же – это интерьер. Судно финской постройки. Потому переборки покрыты финскими обоями – мечтой советских женщин. В разных помещениях обои разные и все они что-то символизируют. В помещении приемов на обоях изображён лес на склоне и подножии горы. В этом лесу каменная пещера. Из пещеры выходит нимфа, по совместительству буфетчица кают-компании, и ставит на стол перед нами еду, стаканы, бутылку. Завязался классический морской разговор, перемежающий реальность будней с отвлечёнными ассоциациями.

А вот в судовом бассейне обои на переборках изображали закат над лесным горным озером.

Вообще, судя по судну, финны любят и клиентов (заказчиков), и себя, и уютную красивую жизнь. Среди членов команды оказалось несколько моих знакомых по НИС «Геолог Петр Антропов». Как следствие, я попал в каюту донкермана (моряка, занимающегося перекачкой топлива с танкера на судно, запросившее бункеровку), где за столиком и прямо на палубе на коврике за парой бутылок тропического довольствия сидело 14 человек. Я оказался пятнадцатым. Тесно не было. А вот санузел (душ, умывальник, уни-горшок) один на две каюты. Туда есть вход из обеих кают, но там можно закрываться изнутри. Туда не заходил, размеров не знаю. А площадь каждой индивидуальной каюты-клетушки не менее 7-8 м2.

С тоски от безделья я спросил камбузную команду, любит ли экипаж чебуреки. А команда задала встречный вопрос, а что это такое. Предложил свои услуги. Получил «добро». В то время не было понятия «мастер-класс», но что-то похожее получилось. На Дальнем Востоке крымско-татарские блюда не были известны. Тем не менее, крымские татары, даже те, которые лишь понаслышке знакомы с Кораном (сказались десятилетия антирелигиозной пропаганды вплоть до арестов священнослужителей на ранних этапах пропаганды), соблюдали традиции предков. Потому начинка классических чебуреков состоит из говядины, лука и специй. На тонко раскатанные куски пресного теста (блины или лепешки, как угодно, вопросы терминологии – «не моя вахта») диаметром 20 см или несколько больше следует положить столовую ложку рубленого мяса с луком и специями (фарша). В фарш необходимо добавить воды или (лучше) холодного чая, еще лучше зеленого до, как пишут в ученых поваренных книгах, консистенции полужидкой сметаны. Сложить блин (лепешку) пополам и заклеить. Удобнее всего с помощью обычной тарелки, но существуют специальные инструменты, обеспечивающие месту склейки некоторый узор. Каждый чебурек кладется в разогретое на сковороде растительное масло и жарится последовательно с двух сторон.

К послеобеденному чаю (или на полдник, что то же самое) по паре чебуреков получил каждый, а третий повар-пекарь, нормальная дама раннебальзаковского возраста, записала себе в актив новое блюдо.

Встреча с геофизическим судном, главный двигатель которого просит кушать. Состыковались, связались швартовыми, передали шланг. Накормили (перекачали требуемое топливо). Пошли дальше. Встретились с «17 съездом профсоюзов». Со «Съезда» спустили шлюпку. Мы с Аннушкой перешагнули через леерное ограждение (борт танкера очень невысок, обошлись без трапа) и оказались в шлюпке в руках механика и матроса. Через десяток минут мы по штормтрапу поднялись на главную палубу «Съезда».

И пошла традиционная работа. Сутки мы поделили по-братски: с 8 до 20 часов рабочее время «старослужащих» Семеновой и Чабашвили, с 20 до 8 время – «новобранцев» Ермаковой и мое. Мне на правах «наиболее старого и опытного» поручена (или доверена?) роль и должность начальника геологического отряда. В связи с этим «высоким назначением» мне предписано изыскать время для полного контроля проб, отобранных до нашего прибытия, их полевых описаний, этикетирования, фотографической документации. При необходимости дополнить документацию, которую выполнили коллеги в соответствии с Предписанием о минимизации нарушений проб, полученным ими вместе с распоряжением о смене объекта исследования и технологии. Все пробы они сохранили с минимальным нарушением. В общем, все как обычно в экстренной ситуации.

Мне неоднократно приходилось работать по двенадцать преимущественно ночных часов. Сказать, что это очень трудно, не могу. Единственная трудность – отсутствие в это время еды при одновременно активном росте аппетита. Зная эту мою слабость, наш оператор лебедки при безаварийной работе и сварщик в случаях необходимости Витя Рябов, с которым мне пришлось работать в первой комплексной экспедиции на этом же НИС «17 съезд профсоюзов», взял над нами с Аней шефство. Он заходил после ужина на камбуз и собирал для голодающих «неликвиды» (остатки). Это спасало. Но на судне был геофизик, который почему-то был постоянно голодным, хотя он проходил как последний отпрыск средневековой китайской императорской династии Тан. И фамилия-то у него была Танский, то есть не собственно император Тан, а что-то принадлежащее императорам. Поэтому он приходил к нам в лабораторию и в качестве дани съедал все, что нам приносил Витя Рябов, а у нас не всегда технология позволяла своевременно отвлечься на маленькое развлечение котлетой и макаронами.

Начал строить карты, которые необходимо прилагать к Заявке. Карты получаются «лоскутные», но по-моему, не самые плохие. Выделил контур заявочного участка. По правилам Международного органа, совместно с гидрографами разделили его на две равные по площади и ресурсам части (половину – Заказчику, вторую – в резерв Органа для стран, пока не готовых к освоению океанских ресурсов). В общем, я готов передать материалы нашим переговорщикам на сессии Органа.

Все материалы упаковали в полиэтиленовые мешки, герметично запаяли, дабы ни одна брызга не попала на карты, таблицы и тексты.

Встретились с НИС «Геленджик», который пойдет в Кингстон и будет в порту до окончания сессии в качестве советского экспоната и базы советской делегации. Меня обрядили в спасательный жилет и пояс (погода довольно свежая), пожали руку, закрепили страховочный фал, и я по штормтрапу спустился в шлюпку. Следом, на том же фале, спустили пакет с документами. Помахал «Съезду», на развороте получил мощный океанский плевок и пошел на «Геленджик». Привязал пакет на фал, спущенный сверху. Вытащили. Далее, как чаще всего, штормтрап, и я на месте.

Еще несколько суток – и мы в порту Кингстона, у причала против центра города.

Прибыли на судно И.Ф.Глумов и Ю.Б.Казмин, просмотрели материалы, в принципе остались довольны. Все забрали, чтобы завтра обсуждать наши претензии на участок. Ушли к себе в гостиницу. У нас очередной день практически полного безделья. Вечером после ужина (после 19 часов) наши представители пришли на судно несколько озабоченными.

Оказалось, что часть намеченного нами контура заявляемой площади несколько дней (или часов?) назад уже выделена другому Первоначальному вкладчику. Надо менять заявляемый контур и все пересчитывать, площади, ресурсы. И все это надо часам к восьми – в девять начало очередного заседания.

Вот тут-то я и понял, что два Сережи, два гидрографа, один постарше, Воронов, другому нет и тридцати, Титов, и я начали «принимать роды». На правительственном организационном уровне совместная организация организована. Создано положение о ней. Решено, что она базируется в Польше, что её генеральным директором может быть только гражданин Польши. А вот чем будет руководить этот генеральный директор, предстоит определить и отстоять нашим переговорщикам, а нам подготовить для них соответствующие «спичи».

Иван Федорович и Юрий Борисович вечером пришли снова, и снова в несколько озабоченном состоянии. Наш новый контур снова пересекся с только что утвержденным контуром другого Первоначального вкладчика. Снова пересчет площадей и ресурсов, снова чертежная работа.

Хороший человек Иван Федорович. Он принес нам премиальный аванс – бутылку «Jamaica white rum» (ямайского рома) для стабилизации нервной системы. По чуть-чуть выпили, перечертили, пересчитали, отдали свежий вариант переговорщикам.

Но и это еще не все, не финишная ленточка. Комиссия снова порадовала нас отказом. В привычном интервале широт, на который мы ориентировались по результатам своих региональных работ, по результатам утвержденных заявок конкурентов, выделить достойный полигон у меня уже не получается. Я докладываю все это и говорю: – Иван, ты мне доверяешь?

– А что? – спрашивает он.

– Если доверяешь, дай радиограмму на «Съезд» (имеется в виду 17, профсоюзов), пусть идут на юг в интервале долгот….

Иван Федорович ненадолго задумался и согласился. Он относился ко мне как к вполне адекватному геологу, поэтому отправил соответствующую радиограмму, а через несколько часов пришла информация о том, что и на считавшемся бесперспективном юге есть искомые конкреции.

Заявка была принята, утверждена.

Позже мне пришлось работать по заказу Интерокеанметалла на защищенном нами полигоне. Мой, скажем прямо, несколько авантюрный прогноз, основанный на интуиции и очень незначительной фактуре, почти полностью оправдался. Я рассчитал прогнозные ресурсы конкреций из 10 кг/м2, а потом оказалось, что их там только 9,8 кг/м2, но такая ошибка при оценке ресурсов более чем в пределах допуска.

Мы получили еще одну награду – экскурсию в форт Чарльз, в котором адмирал Нельсон на заре карьеры служил лейтенантом. В этой крепости, которая когда-то противостояла пиратским набегам, стоит громадная пушка, из которой гарнизон отстреливался от пиратов. Есть домик красного кирпича, в котором обитал расчет орудия. Пол домика наклонен градусов на тридцать к горизонтали – результат крупного землетрясения. Домик почти повален на бок, но трещин не имеет.

Это продукт технологии 18 века.

В том же форте, видимо, в бывшей казарме, – музей пиратства. Элементы одежды, обуви, холодное оружие, пистолеты и, главное, посуда для хранения напитков. Это бочонки и бутылки. С отголосков детства и ранней юности я хорошо запомнил, что какой-то знаменитый пират выпил прямо из горлышка бутылки все ее содержимое. Нашим советским и постсоветским пьяницам, по крайней мере, некоторым это может показаться подвигом, извращением, чем угодно, но не тем, что свободному человеку в свободном океане просто захотелось немного выпить. Целая бутылка (полагаю, ГОСТов тогда не было) – на мой взгляд геолога, геохимика и просто любителя иногда выпить, это емкость в 100–150, редко 200 миллилитров, («кубиков», граммов).

Эта фотография Port Royal является собственностью сайта TripAdvisor

С внешней стороны форта приютилась маленькая забегаловка, в которую мы забежали на пару глотков пива. В ней сидела компания местных представителей негроидной расы (не будем употреблять политически некорректных терминов), занятая злоупотреблением чего-то спиртного. Злобно зыркнули на нас. А мы-то за мир и дружбу! Помню еще с пионерского возраста. Мы с Сережей Вороновым сомкнулись лбами над столом и сочинили обезоруживающий тост, который в том оригинале я воспроизвести не смогу. По смыслу же это было что-то вроде «да здравствует нерушимая дружба между ямайскими и советскими алкоголиками». Черная компания с широкими улыбками попыталась придвинуть свой столик к нашему, но мы сообщили им, что капитан будет очень недоволен, а потому спасибо, в другой раз. Машина ждет. Встали, пожелали новым друзьям успехов и уехали на свой пароход.

А дальше воспользуемся известными литературными штампами: «усталые, но довольные», выполнившие поставленную задачу, мы пошли в сторону дома «с победою и славой», потихоньку допивая премиальный, а может быть, и дополнительно приобретенный ямайский ром.

Иллюстрировано картиной В.В. Круглякова «Полёт морского геолога-художника над месторождением ЖМК».

Читать повесть В.В. Круглякова "Моя первая кругосветка"

Читать воспоминания В.В. Круглякова "Моя вторая кругосветка"

Ознакомиться с некоторыми научными концепциями и посмотреть некоторые картины автора можно на страничке http://ukhtoma.ru/kruglyakov.htm.