М.Т. Мазуренко © 2012

Утраченная Колхида

© OCR – М.Т. Мазуренко, 2012. Воспроизводится по тексту: Мазуренко М.Т. Утраченная Колхида. – М., 2012. – 448 с.

Глава 1. 1878 -1921. Эпоха раннего освоения Колхиды. Под патронатом Русской империи || Глава 2. 1921-1946. Советизация Грузии. Коллективизация. Отечественная война || Глава 3. 1947-1954. Отрочество и юность || Глава 4. 1954-1960. Мои университеты || Глава 5. 1960-1984. На Зеленый мыс наездами || Глава 6. 1984–1988. Снова на Родине || Глава 7. 1989-1991. Одна на Родине || Глава 8. 1992-1993. Лето с Андреем. Шторм || Глава 9. 1994–2004. Последние приезды

Глава 8. 1992-1993. Лето с Андреем. Шторм

1992 г.

Андрей, как всегда, пользуется каждым днем, чтобы выбраться на природу, поработать. На несколько дней мы поехали в Кобулети к Джумберу. Работали на болотах. Там жаркое испарение. Среди напитанных водой мхов возвышается величественный папоротник чистоус царский.

Приехав обратно на Зеленый мыс с полными папками, мы поднялись к нашему дому. Жарко и парко. Андрей охлаждается под летним душем. Кабинка находится во внутреннем дворике. Неожиданно появляется мой брат. Он только что приехал из Тбилиси. С места в карьер в сильнейшем гневе кричит, чтобы я быстро освободила среднюю комнату. Проклинает. Хватает бамбуковую палку, которой я подпираю бельевую веревку и бросается на меня.

–Ты, русская, убирайся отсюда!. Я хватаю вторую палку, защищаюсь. Похоже на фехтование. Кричу Андрею, прошу о помощи. А тот голый, под душем. Стесняется. Наконец выходит и успокаивает страсти. И смех и грех. Появляется супруга Саши. Оказывается, она приехала вместе с братом. Я ее прошу подождать, утихомирить супруга.

–Я здесь живу постоянно, а вы в Тбилиси. Я в безвыходном положении. Оставьте мне на время кухню, – прошу я. – Вы же проходите через мой двор! Я могу в ответ его закрыть.

Если сейчас они закроют свои помещения, я остаюсь без кухни, воды, без выхода на свой двор. Временный мир установлен.

В тот момент я не думала, что военные события в Тбилиси и голод вынудят Сашу и Тамару переехать на Зеленый мыс. Тамара была директором школы, у Саши работа в Тбилиси. Он совсем не деревенский человек, землю не любит. Наверное, нужно было самой увидеть, как разбит войной город, чтобы понять их.

Одновременно с разбоем в Грузии сильно усиливались националистические настроения против русских. Я считалась русской. Мой брат об этом заявлял вслух, подчеркивая свое грузинское происхождение. Это меня смешило. Ведь у нас одна мать: полунемка, полуфранцуженка.

С Элей Цимблиниди я сблизилась в прошлом году осенью во время частых поездок в Хелвачаурский суд. Она дочь одного из бывших богатых владельцев дач на Зеленом мысу – грека Цимблиниди. В двадцатых годах ее отец приходил к моему прадеду в гости. Эля бывала у нас в гостях маленькой девочкой. Ее покойный муж был одним из самых состоятельных людей Батуми. В элитном девятиэтажном доме она живет в большой квартире с приемной дочерью, больной эпилепсией. В Махинджаури судится с родственником из-за части наследственного дома. Ездить в Махинджаури ей трудно. Дорога в горы к ее дому далекая. Родственники в дом не пускают. Нужно собирать мандарины, а ей, пожилой, тяжело.

По дороге в Хелвачаури я иногда к ней заглядываю. В доме где она живет, электричества чаще всего нет. Запущенный лифт не работает. Я взбираюсь по шатким лестницам на седьмой этаж и выслушиваю жалобы, рассказы о том, как зимой, без обогрева Эля и ее соседи пережидали холод, круглосуточно лежа под одеялами.

Ее соседка – вдова известного на весь Батуми хирурга Харитиди. Чванная дама живет в заставленных антиквариатом комнатах и вспоминает счастливые времена. И Эля и вдова Харитиди – последнее воспоминание о былых временах.

Андрей мечтает попасть в Турцию. На все оставшиеся деньги я по знакомству оформила два иностранных паспорта – себе и Андрею. Но поехать в Турцию не удалось. Денег на дорогу и на таможню не осталось. Я вела переговоры с Дато Гвианидзе о поездке. Он часто ездит торговать в Турцию. Но он требует оплатить бензин.

Горджоми

В верхней Аджарии в горном селении Горджоми, живет отец моей приятельницы Наргиз Болквадзе. У нас на Зеленом мысу все зовут ее Додо. Фамилия отца Наргиз – Иремадзе, что означает в переводе «сын оленя». Наргиз давно зовет нас поехать в горы в гости к ее отцу. Не откладывая в долгий ящик, мы быстро собрались и поехали.

Маленький ПАЗ бойко поднимается по серпантинам дорог в верхнюю Аджарию. В высокогорном селении Хуло дорога сворачивает в одно из боковых ущелий Аджаро-Имеретинского хребта – противоположного Шавшетскому. В Хуло мы неожиданно встречаем известного московского ботаника Андрея Георгиевича Еленевского, приехавшего в Батумский ботанический сад со своей супругой Люсей и молодым учеником-корейцем. Дело в том, что в ботаническом саду Андрей Георгиевич случайно слышал мой разговор с Наргиз, что мы с ней едем в пятницу, после работы. И решил поехать вслед.

По аджарским меркам Горджоми – глубинка. По крутым горным склонам везде разбросаны дома. Дороги размыты. Выше Горджоми транспорт не ходит. Вдоль дороги на горных отрогах огромные оползни – результат селей. В одном месте снесло часть горы, нарушив сообщение. Тут, как и везде в Аджарии, видны следы перенаселения, выпаса скотины, леса сведены. Цветет рододендрон желтый. Сильный его аромат проникает и в автобус. Несмотря на приближающиеся сумерки, вокруг цветущих и еще безлистных кустов обильно вьются пчелы. В Аджарии свой вид пчелы, стойкий к болезням. В горах развито бортничество. На ветвях высоких буковых крон можно увидеть колоды – пчелиные ульи. Мед из иели, как называют в Грузии желтый рододендрон, – темный, очень вкусный и часто ядовитый. Вызывает временное сумасшествие. Вокруг этого явления много разговоров и легенд.

Андрей Георгиевич, сев в автобус, намекает, что ему негде остановиться. А я знаю, что у отца Наргиз хоть и большой дом и места хватит всем, но кормить сразу шесть человек скромному пенсионеру с пожилой женой будет весьма накладно. Настроение у меня портится. Я прошу Наргиз не приглашать. Она смущена. Законы гостеприимства в Аджарии очень сильны. Шофер чувствует неловкость положения и сразу же зовет к себе в гости Еленевского с сопровождающими. Это решило проблему. По выходе из автобуса в Горджоми мы договорились с Еленевским о том, что утром будем его ждать до 9 утра. Я беспокоилась, видя, как обрюзг Андрей Георгиевич. Нога у него больная, и я опасалась, что он не сможет подняться на хребет. На следующий день он не пришел. Позже рассказывал, что ходил вокруг поселка и кое-что для себя собрал.

Горджоми – большое село. Двухэтажные деревянные дома прижаты друг к другу. Длинные крутые улицы не замощены. Зелени, деревьев в поселке нет. Рядом с мечетью возвышается минарет. Здесь центр магометанской жизни Аджарии.

Горджоми живет по-старому, по магометанским обычаям. Во время намаза на минарете мечети включается микрофон с записью молитвы. Истошно и громко разносятся незнакомые нам слова.

Дом Иремадзе типичен для горной Аджарии. На первом этаже скот. Зимой во время обильных снегопадов первый этаж засыпает снег. Люди живут на втором этаже. К нашей радости, у хозяина нет коровы, что делает наше существование сущим раем. А так как дом находится над откосом, с узкого балкона второго этажа кажется, что мы находимся на четвертом этаже. Открывается замечательной красоты вид на синие горы Шавшетского хребта, отроги гор, заросшие ельниками. В углу балкона – туалет. Экскременты летят под откос на пашню, где их с нетерпением ждут куры. В домах идеальная чистота. Все выскоблено. Посуда блестит. Нам предоставляют отдельную комнату. Для закладки, сушки гербария лучше не придумаешь. Пожилой отец Додо – учитель. Он рассказывает, что был одним из организаторов советской власти в горной Аджарии.

С утра идем в горы. В июне в высокогорьях еще весна. Но солнце печет очень сильно. На хребет выйти непросто. Сначала довольно долго поднимаемся вверх по глинистой улице поселка. Затем пологий подъем бесконечными кукурузными полями. На окраине плантации стоит маленькая избушка. В ней дремлет старик. С ним рядом – молодой парень. Он с удовольствием берется сопровожать нас на хребет.

Пьем холодный мацони и радуемся спутнику. Начинаем подъем. Ничто не предвещает опасности. Тропинка начинает исчезать, а заросли становятся все гуще. Наш спутник прямо на глазах изменяется, становится агрессивным и пытается сорвать у меня с руки кольцо. Я прошу Андрея не оставлять меня, идти рядом. Но муж всецело поглощен растениями, а парень становится все агрессивней. Наконец удалось уговорить Андрея вернуться в избушку. Андрей ругается и злится. Я что есть сил бегу вниз. Старик хватает палку, парень убегает. Оказалось, что это известный всему селу безобидный блаженный. Андрей досадует, торопится. Время потеряно. Близится полдень, а нужно подняться на хребет. По распадку, продираясь сквозь заросли высоких кустарников, выходим на вершину хребта Сакулаперди высотой 2500 м. В ложбинах еще лежит снег. Хребет крутой. Сюда скот не доходит, поэтому растительность не тронута и не выбита. Можно собирать растения в их естественном виде. Редкое место в Аджарии! Рядом со снегом вылезают эфемероиды: встреченный на Сарбиеле рябчик, пролески, прострелы. В легких кедах ходить нелегко. Мокрые ноги, проваливаясь в рыхлый снег, мерзнут. Для возвращения необходимо найти нужное ущелье и не уйти в сторону от села, хотя оно внизу видно как на ладони, а вой муэдзина так громок, что кажется – мечеть совсем рядом.

Отсюда хорошо видны и отроги и вершины Шавшетского, противоположного Cакулаперди, хребта, разделенного рекой Аджарисцкали. А по другую сторону также как на ладони – Аджаро-Имеретинский хребет. Горы каскадами уходят на север.

Идем по коньку хребта. С северной стороны завалы глубокого снега. Спускаемся вниз, переходя с одного отрога на другой. И чем ближе к поселку, тем больше выбитых скотом мест. Много скота разбрелось в беспорядке по жалким перелескам. Обычная в горной Аджарии картина.

Ночью у Андрея начался сердечный приступ, а мне залило кровью глаза. Резкие подъемы нам уже вредны.

В этом далеком селе сохранился обычай вышивать яркие цветы на белых полотнах. Стены в домах украшены разнообразными вышивками. Чемоданы приданого наполнены вышитыми простынями. Яркие, очень напоминают украинские. Рассказывают, такой обычай существовал во всей Аджарии, но с появлением моды на полированную мебель вышивки выбросили.

То и дело мы слышим как грабят поезда. Совсем недалеко от Батуми, в Поти, идут бои. Мингрелы-звиадисты выступают против партии Иоселиани-Кетовани. Оказалось, все бандиты. Госпиталь в Батуми забит ранеными. Фронт совсем рядом. Спасает закрытая узким горлом граница у речки Чолоки.

В Аджарии очень удобные границы. Когда в Мингрелии бесчинствовали банды Кетовани, Иоселиани, в Аджарии было мирно. Не стреляли. Маленький проход у моря у впадения реки Чолоки легко охранять, перегородить. В Кобулетской долине болота. Можно увязнуть. И Абашидзе этот проход перекрывал. В Тбилиси, в столицу Грузии, где кипели политические страсти, он не ездил. В народе гордо говорили о его независимости.

Начало лета. Еду в Хелвачаури на прием к префекту. Оказалось, что в тот же день в газете «Советская Аджария» было объявлено о том, что префект смещен. Боевые братья Асанидзе, ставшие депутатами, продвигали себя к власти в Хелвачаури. Глава Аджарии Абашидзе поощрял аджарские настроения, а префект – ставленник Звиада. В результате дом Олега по решению суда узаконили.

Мне наконец дали разрешение на постройку финского дома отдельно от брата. Я получила план. Теперь дело за покупкой дома.

Вершина Канлы. Хребет Шертули

В Батумском ботаническом саду организована поездка в высокогорья Аджарии, в Чирухи.

Наш начальник – Зураб Манвелидзе – сотрудник ботанического сада, сын министра лесного хозяйства Аджарии. Невысокий, ярко-рыжий, он работает в отделе флоры. Отец дал ему на время свой «козлик». Его мы загрузили спальными мешками, сетками, бумагой, продуктами. С нами Нино и Гия – молодые ребята, которые ездили с нами год назад.

9 июля. Быстро мчимся вверх по долине Аджрисцкали по главному шоссе. Мелькают хорошо знакомые места. Проверочные пункты сняли. Остались одни столбы. Проезжаем Дологани, Пирвели, Маиси. Здесь ранней весной в прошлые годы Андрей нашел новую для науки незабудку. У села Махунцети скалы нависают над рекой. Выше – родник Дандало. Рядом с горбатым средневековым мостом царицы Тамары через Аджарисцкали построен большой современный мост. На противоположном берегу – дом Зураба. Отец-министр мирно тохает, окучивает кукурузу. Зураб ему сигналит. Тот в ответ машет рукой. От Шуахеви поворачиваем вправо. Горная грунтовая дорога вьется серпантинами вдоль речки Чирухи, притока Аджарисцкали. Набираем высоту. Крутые склоны покрыты ельниками. Зураб за рулем в приподнятом настроении. Все шутят и поют. По мере подъема восторг Зураба усиливается. В субальпийском поясе после очередного виража на полной скорости вылетаем на красочную поляну и останавливаемся над обрывом головокружительной высоты. Еще одно мгновение – и мы бы слетели в пропасть. Выходя из машины, переживаем счастливые минуты. Но пора и вверх, в поселок. Оказалось, наши приключения на этом не закончились. Так же с разбегу Зураб подъезжает к домам пастухов. Оказывается, он забыл залить воду в радиатор. Мотор загорается. Зураб в отчаянии отбегает, кричит нам, чтобы мы последовали его примеру. Положение не из лучших. Вот-вот машина взорвется. На балконы соседних домов выбегают люди, смотрят. Советуют. Нино схватила мой развернутый спальный мешок и накрыла уже загоравшийся мотор. Пожар погашен. Зураб клянется зарезать самого жирного барана. На этом, к нашему счастью, приключения подобного рода закончились. Машина после маленького ремонта смогла ездить по холмам высокогорий.

Самые удачные сборы мы сделали на заставе Чирухи. Там нас уже хорошо знают. Начальник заставы в родственных отношениях с ботаником из Минска Н.Парфеновым. Предоставили жилье, дали сопровождающих. Мы поднимались на хребет Шертули, пограничный с Турцией. На нейтральной полосе чудесно цвели не вытоптанные высокогорные луга.

Вторым значительным походом был подъем на самую высокую точку Аджарии – Канлы, высотой 3000 метров.

С заставы несколько километров едем на машине. На хребте Шертули большая седловина. С нее подъем идет круто в гору по осыпям и курумникам – точь-в-точь таким, по которым мы ходили на Колымском нагорье. Серые камни покрыты лишайниками. Вот только нет привычного багульника с голубикой. Подъемы такие же крутые. Нас с Андреем сопровождает солдат, вооруженный до зубов. Местность пустынная.

Мы стоим на вершине, а под нами лежит вся Аджария. Большая долина реки Аджарисцкали уходит вниз к морю. С одной стороны виден Арсиянский хребет, с противоположной Аджаро-Имеретинский хребет скрывается в далекой дымке.

Спускаемся. На седловине нас ожидают остальные участники экспедиции. Андрей захотел перейти границу и собрать растения на турецкой стороне за пограничным столбиком. Это вызывает гнев и отчаяние Зураба. Он кричит, заламывает руки. Андрей спокойно пересекает границу. Она весьма условна. Нейтральной полосы нет. Зеленый лужок. Андрей собирает растения под отчаянные крики Зураба. Пограничники молчат, усмехаются.

На обратном пути, на невысоком холме, поросшем ельником, нашли новую разновидность оносмы. Андрей описал ее в честь экспансивного Зураба.

Хихадзири. Хребет Бюютдаг

Наш сосед на Зеленом мысу – родом из горного села Хихадзири. Он рекомендует нас своим родственникам. Небольшой автобус ПАЗ везет нас в горы мимо Цабланы, еще не залечившей раны обвала 1989 года. Наши попутчики – большая семья, несколько лет назад переселившаяся из горной Аджарии на Кубань. Там тучные земли. Мать, окруженная детьми, прижимает их к себе. На остановках не хочет выходить из автобуса. Оказывается, по пути, в Мингрелии, бандиты устраивали обыски, убивали пассажиров. Им удалось с трудом выбраться в Аджарию.

В Хихадзири знакомых, к которым мы ехали, не оказалось на месте. Летом многие живут в горах, на пастбищах. Стоим в растерянности. Почтальон Резо зовет нас к себе домой. Берет наши папки, рюкзаки. По узкой тропинке мимо огромных домов поднимаемся по склону к его дому. Там пустынно. Жена его в горах на летнем пастбище Сары Чаири. В доме живет сестра Резо, девушка не в своем уме, но безобидная. Резо говорит нам, что на следующий день, вероятно, в горы пойдет попутная машина. А пока мы располагаемся в его огромном доме. В одной из комнат стоят рядами мешки с крупами, орехами, мукой. Похоже на магазин. Резо объясняет нам, что зимой, когда Аджарию заваливает снегом, запас продуктов необходим.

На следующий день спускаемся на дорогу, и весь день проводим на остановке в ожидании машины. С нами еще группа терпеливых горцев. Но машины нет и приходится снова возвратиться к Резо. Вещи мы предусмотрительно оставили в доме недалеко от остановки. Идти с ними вверх по тропкам еще обиднее.

Пошел второй день ожидания и томительного безделья. Погода портится. Вдруг появляется машина. Шофер капризничает, не хочет ехать. Нынче бензин на вес золота. Резо – благородная душа – платит за бензин. Это он делает для нас, гостей. Сигнал к посадке. Множество людей разного возраста наполняют кузов: дети, взрослые, старики, которых заносят в кузов на руках. Прижавшись друг к другу, трясемся на камнях крупного галечника вдоль реки, а затем берем вверх по грунтовой, сильно размытой дороге. На склонах гор – ельники. Но чем выше в горы, тем сильнее эрозия, овраги. Верхняя граница леса представляет собой печальное зрелище. Везде торчат пеньки. Травы почти нет. Начинают появляться домики, разбросанные в горах без всякого порядка. Все совершенно одинаковые. Кажется удивительным, как местные жители узнают свой домик среди сотен подобных.

Долго развозят пассажиров. Резо ждет миловидная жена Марина с грудным ребенком. Марина и Резо – прекрасная пара. Оба невысокие, ладные. Наутро Резо оставляет нас на попечение Марины, а сам уходит раздавать по домикам пенсию. Кроме того, его беспокоит пропажа быка. Видимо, его украли. А может быть, этот бык заблудился между однообразными домиками или удрал на тучные луга Турции?

Утром просыпаемся в густом тумане. Даже соседнего дома не видно. Радоваться приходится лишь тому, что мы в высокогорьях, а не на остановке в Хихадзири. Три раза в день Марина выдвигает небольшой столик и ставит на стол сметану с сыром, чады и лобио. Жизнь крайне однообразна. Целую неделю никакого просвета!

Наконец туман разметало. На голубом небе ни облачка. Яркое солнце сушит горы. Ясность поразительная. Перед нами на пригорке, совсем рядом с нашим домом – застава. Это добротное кирпичное строение выглядит как нечто чуждое.

Начальник заставы идет нам навстречу. Завтра обещает подвезти нас к подножию главного пограничного хребта Бюют-даг, мы сможем подняться на самую высокую его точку. А сегодня нас отпускают без сопровождающего в западную часть охраняемой территории этой заставы, на нейтральную полосу. Но и здесь много выбито и вытоптано, сюда в последние годы стали запускать скот.

Вдоль границы – маленькие столбики. Никого вокруг нет и Андрей преспокойно идет за границу. Я очень волнуюсь, умоляю его вернуться. Но он на меня не обращает внимания. Очень уж ему хочется побывать в Турции, хотя бы в нескольких шагах от границы.

Вечером разбираем сборы и готовимся к завтрашнему восхождению. Утром ГАЗ-66 везет нас вдоль границы к подножию высокой горы, на хребет Бюют-даг. Здесь нас оставляют одних, предупреждая, что приедут за нами вечером.

На подъеме каменистые осыпи сменяются субальпийским высокотравьем. Многие виды растений в полном цвету. Трудно собирать крупные виды. Высокие, в человеческий рост, прочные стебли лилии Кессельринга. Крупные цветки с дурманящим ароматом собраны в огромные соцветия, подобные канделябрам. Подъем крутой. Наконец выходим на хребет. Вдоль пограничных столбиков идем по коньку хребта на восток, досадуя на то, что нужно возвращаться назад.

Высокогорья под нами – как на ладони. Слева – зеленая турецкая сторона. Справа ярко-коричневая – аджарская. На ней уже почти нет травы и контраст между Аджарией и Турцией разительный. Места вдоль границы безлюдные. С аджарской стороны обрыв в несколько километров. Следующая за заставой Сары-чаири застава Васюхно находится у подножья этого обрыва-гиганта. Сверху домики заставы выглядят спичечными коробками. На спуске держимся не пограничной тропинки, а по осыпям заходим на территорию Турции. Внизу густые заросли у влажного лужка. Андрей лихорадочно копает, я закладываю. Пограничники на машине уже ждут нас и относятся к нашему нарушению границы снисходительно. Видят нас, не сигналят. Бежим. Последние сборы. Андрей нашел на турецкой стороне новый вид лютика.

Растений так много, что необходимо спуститься в Хихадзири, разжиться газетами, заложить гербарий и быстрей уехать на Зеленый мыс досушивать. Попасть на автобус трудно. Дорога стала дорогой, но пока нам по карману. Удалось удачно сесть на автобус. Через два часа мы оказались в Батуми на автобусной остановке.

В Батуми на автобус теперь попасть трудно. Все те же трудности с бензином. У базара вижу соседа Резо. Толстый, румяный, он грузит строительные материалы для своего нового дома, который строит над дорогой на противоположном от нашего дома холме. Обращаюсь с просьбой быстрее подвезти на Зеленый мыс. Беспокоимся за наши сборы: солнце – палит. Но получаю резкий отказ. А ведь сосед! В дальнейшем этот толстый и румяный Резо станет ректором чайтехникума, который переименуют в университет.

Коварная Тамара. Жалкий Саша. Подлый Олег.

Приехали Саша и Тамара с дочкой, нагруженые сумками. Я надеялась, что сохраню хоть худой, но мир. Пусть ненадолго. Но у моего брата с женой был другой план.

Тамара и ее дочка – прекрасные кулинарки. Получают удовольствие от приготовления кавказских пахучих блюд.

Времена непростые. С продуктами плохо. Но у меня есть запасы. Основа: соль, сахар, консервы. Утром я ушла на работу. Андрей на веранде разбирал гербарий.

Тамара приготовила аджаб сандал, Андрея к столу не позвала. Но моими продуктами пользуется. Андрей удивлялся. Аппетитные запахи разносились по всему дому. К столу не позвали.

В Хелвачаури Жужуна – секретарь суда – мне сообщила, что Тамара ходит каждый день в суд. Вызывает судебного исполнителя.

Я решила поговорить с ней. «Так ли это?» Нет, как я могу подумать! «Мы будем отдыхать, жить, как и раньше, вместе». Саша прячется, не разговаривает.

Я объясняю еще раз, что я получила разрешение на строительство и начну стройку. Лучше сохранять мирные отношения. Зачем ссориться?

Приезжаем мы из горной Аджарии ненадолго. Высушим гербарий - и снова в горы.

В конце августа Тамара вызвала меня на веранду и торжественно стала показывать документ. Тетя Майя подарила ей, именно ей, а не Саше, свою половину. Теперь я должна освободить веранду. Смотреть на документ я не стала. Сказала:

– И по совести, и по праву считаю, что дом моей матери, который она сохранила во время войны и позже, должен быть разделен на две части. Я пока остаюсь на этой позиции. Мне пока нужно где-то жить. Не выгоните же вы меня из родного дома! Тем более что живете вы не здесь. Скоро я куплю дом. У меня есть разрешение .

Нет, я не учла ее способностей. При каждом удобном случае Тамара особо выделяла Андрея. Льстиво щебетала.

Андрей решил с ней поговорить. О чем они говорили, не знаю. Андрей немногоречив, но он был крайне возмущен. А ведь он человек спокойный.

Такова судьба. Построить дом, несмотря на все усилия, потери и разочарования не удалось.

Комнаты тети Майи открылись для Саши. Там идет уборка. Теперь вход на площадку семье Твалчрелидзе не нужен. Все дни Тамара с Ирочкой проводят у Олега и тетки. Там им оказывают максимум внимания.

Прежде чем строить дом, мы решили сначала сделать пристройку к моей комнате. Будет отдельный вход, кухня. Об этом договорились с соседом Сережей Авдишвили. Он дружит с Тариком, строителем с хоздвора. Для въезда машин нужно около ворот убрать дерево алычи.

Мы с Андреем корчуем дерево. Мимо проходят Тамара с моей племянницей Ирой. На дороге земля. Они возмущены: испачкают обувь. В руках Тамары бумага. Она размахивает ею и улыбается. «Это жалоба» – говорит Ира, ни к кому не адресуясь. Удаляются в сторону дома Олега.

Шторм

Четвертого сентября Андрей улетел. Я снова осталась на Зеленом мысу одна. Лето было очень напряженным и в основном посвящено сборам растений, гербаризации. Теперь можно было спокойно заняться своими делами. После того, как уезжал Андрей, после того как уезжали гости, я любила остаться одна, размышлять, сосредоточиться на своих научных проблемах. Так в подготовке к работе я провела в кабинете целый день и сильно задержалась. Собирался дождь. Я подумала о том, что не взяла с собой зонта и успокоилась. Всегда был запасной. Домой не спешила. Пошла кружным путем. По аробной дороге. Потому и не видела того, что творилось в моем доме. Подхожу – глазам не верю. Веранды – застекленной шушабанды – нет! Ее снесли. Саша стоит, подметает осколки.

Сначала не могу понять, что произошло. Ведь на веранде были мои вещи, книги, мебель! Захожу. Первая мысль: взять себя в руки и не показать своего удивления, отчаяния. Мой брат со злобой визжит: «Убирайся с моей площади, русская сволочь!» И еще по-грузински матом! Вылезает из-за его спины Тамара, объясняет, мои вещи с веранды сложили в мою комнату и ночь я могу провести на их территории. Дверь в мою комнату забили.

Решаю сделать заявление в милицию. Иду к Венере. Она мне рассказывает: днем собрали соседей, приехал судебный исполнитель, дом вскрыли. Стемнело. Перед домом Авдишвили, куда я пришла, Олег с Сашей стоят на майдане – так я называю место под вечнозеленым дубом. Их тени мелькают. Сережа Авдишвили возмущен. Саша ему объясняет: «Это наше семейное дело. Не лезь в наши дела». Олег стоит рядом, молчит. Ухмыляется. Он себя здесь мнит царьком.

Понимаю: искать справедливости в милиции бесполезно. Венера постелила мне постель. Помню, ночью разразилась гроза, гремел гром, лил проливной дождь, а в голове стучало.

Наутро гроза прошла. На площадке валялись разбитые горшки с выброшенными кактусами, которые стояли на подоконнике веранды. Там были редкие виды. В дом не попасть. Все забито!

После дождя сыро. Сижу на скамейке предков, как у разбитого корыта. Размышляю: стоит ли оставаться здесь, окруженной недоброжелателями? О каких-либо родственных отношениях речи нет. Соседи – враги. На работе тоже усилились националистические настроения.

Два дня я жила у Авдишвили. В выходные пришел Тамазик, Сережа, их друзья. Раскрыли забитую дверь. У сарая сделали навес. Весь день выносили вещи. Книги заносили по лесенке в Иверию. Сложили в сарае сильно поцарапанную мебель, вещи. А сарай не запирается. Позже Саша, мелкий воришка, многое оттуда потаскал. В том числе и портрет мамы, написанный художником Владимировым.

Портрет позже удалось вернуть. Один из милиционеров ко мне относился по-дружески. Заставил Сашу отдать картину. Позже я его реставрировала, и сегодня он висит в моей московской квартире.

Вечером, уставшая, сижу на ступеньках разбитой веранды. Тамара предупредила: через час дверь забьют. Олег огибает разбитую веранду. Ухмыляется.

–Может быть. Ты большой специалист. Но ты никогда не будешь доктором наук

Действительно, каков его критерий благополучия? Нужна ли ему наука, понимает ли он, что такое наука? Не нужна. Он прав.

Дверь забили. Теперь в комнату я могу попасть только через окно, по лесенке. Через неделю Сережа мне пробьет проход.

Лючия де ля Мур-мур, моя серая кошка, ко мне привязана. Когда у меня гости – я ее не вижу. Но как только я остаюсь одна и ложусь спать, она ползет ко мне с края кровати, обнимает. Говорят, лечит сердце. Рожать котят она тоже приходит ко мне в постель. Сегодня Лючия мне сочувствует. Поймала летучую мышь и принесла в подарок, забравшись в комнату, как и я – через окно. Своей летучей мышью она подавилась, ее вырвало. А как мыть пол?

Умер дядя Вася Щепетов. Жену его Екатерину Эмильевну забрала в Москву дочка Рита, моя ровесница. Сын Кати и Васи, Александр - с Олегом погодки. Когда-то он подписал жалобу на меня и выведывал место защиты моей диссертации. Теперь он продает дом. Покупает дом Кати руководитель всей торговой сети города Батуми Аслан Кикнадзе. Его жена – подруга жены Олега. Зовут ее Татьяной.

Все это я узнаю от Венеры с Сережей. Соседи на майдане, сидя на бамбуковой скамейке под дубом, обсуждают новости. Реваз, ближайший сосед тети Кати – сильно обижен, он очень хотел купить этот дом. Да Олег с Сашей Щепетовым не поставили его в известность.

Татьяна приезжает на белом мерседесе. Это ярко накрашенная, весьма вульгарная молодая особа. На каждом шагу употребляет крепкий русский мат.

Покупка совершена. Рассказывают – новый хозяин, Аслан, задумал на месте маленького и уютного домика тети Кати построить что-то грандиозное. Рядом с домом будет пруд, лебеди, фонтан. Торговая сеть приносит немалый доход. Вскоре по всей границе купленного Асланом участка вырос забор выше человеческого роста из цементных брикетов. Срубили криптомерии, посаженные еще при моем прадеде. Новый сосед отхватил и часть мандаринового сада, принадлежащего совхозу. Аслан может все!

Из-за каменного забора тропинка сузилась, и Авдишвили оказались между высоким забором Аслана и стенами своего дома как в колодце. Едва пройдешь.

Андрей с помощью челнока Ирины Воиновой переслал деньги, и мне таким образом удалось купить брикеты для пристройки.

Конец сентября. Я улетела в командировку. Во время моего отсутствия соседи, Сережа Авдишвили и Тарик с хоздвора, привезли брикеты и вырыли траншею для фундамента пристройки к моей части дома. Я этот вопрос согласовала с Тамарой. Она не возражала. Наоборот, была рада, что будет стоять капитальная стена. Но она должна была полностью подчиняться Олегу, для того чтобы меня выгнать. Выполняла указания. Тем более, что в тот период это было взаимовыгодно.

Московские сюрпризы

В Москве меня ожидала очередная неприятность. Мой зять, расставшийся с нашей дочкой Олей, не расстался с мыслью быть москвичом и отсудить часть нашей московской квартиры. Он прописан в Москве, работает в Мурманске, у него броня. 12 октября состоится суд. Летом я писала в журнал «Огонек», в то время самый популярный, консультировалась по правовым вопросам. Мне прислали телефон известного адвоката по фамилии Басс. Я пошла к нему на прием. Это высокий интеллигентный спокойный человек. Он огорчается: фамилия судьи – Мартынова, такая же, как и у моего бывшего зятя Саши. Кроме того, говорит Басс, судья симпатизирует мужчинам. Но есть зацепка. Оказалось, у зятя срок московской брони истек. И он уже не работает в Мурманске, а числится в Твери в организации ЦЕНТРОН. Странно. Эта организация оказалась совсем рядом с Тверским ботаническим садом, в котором я проработала шесть лет. Очередное совпадение!

Нужно срочно получить документы об окончании его брони. Мой зять уже не имеет права на московскую площадь. Я отправляюсь в единственное на всю Москву обменное бюро квартир в Банном переулке. Тетка, похожая на злую крысу с маленькими блестящими глазками, резко отказывает. Справку я получу только через месяц. Я поднимаюсь наверх, в большой кабинет начальника. Слезы ручьем текут по щекам. Начальник – интеллигентный, мягкий на вид человек, вызывает тетку. Строго требует, чтобы она выдала справку. Но та пищит, отказывает. Сходство с крысой становится поразительным. Справка наконец у меня в руках. Но это еще не решает исход дела. Басс мне советует, если я встречусь с зятем, его припугнуть.

11 октября. Накануне суда мы на даче. Вместе с Олей и внучками пошли в лес. Приятная осенняя прохлада. Возвращаемся. Нам навстречу взволнованный Андрей

Всех остальных прошу оставаться в доме. Мой муж Андрей – человек тихий. Сын мой Павел – такой же. Свекровь говаривала: «овцы». Ладно, зато я не овца! Недавно мы видели фильм «Палач». Девушка заказала убийство подлецов, надругавшихся над ней. Я под впечатлением.

–Нет, я не убийство закажу, а закажу отрезать твое достоинство, чтобы больше не производил на свет детей, которых ты бросаешь!

В ответ он что-то мямлит в свое оправдание, просит напоить его чаем. На веранде холодно, и мой муж выносит ему горячий чай. Я протестую. Ночевать он здесь не будет!

По совету Басса на первое заседание суда Оле идти не стоит.

На следующий день мы сидим в коридоре перед началом заседания. Напротив нас – зять, в красивом плаще с папкой в руках. Такой же ясный взгляд и приятное русское лицо с правильными чертами. Напротив я, Андрей, Павел. Теперь мы по разные стороны. В начале заседания зять забрал свое заявление. Спрашивал, не лягут ли на него в этом случае судебные издержки. Судья Мартынова объяснила, что в этом случае государство берет это на себя. Главное – мир.

«Овца» Андрей пригласил Сашу отметить мирное окончание этого дела. Я помалкивала. Главное, на что обратила внимание – когда он, мой бывший зять, вошел в нашу квартиру, какой у него был взгляд. Уже не свое!

Вот он, квартирный вопрос… Вот она, собственность! Все перепуталось при советской власти, люди часто превращались в нелюдей.

В начале октября в Бологое на турбазе «Озерное» проходила очередная школа по теоретической морфологии и анатомии растений. Организатором школы была кафедра ботаники Тверского университета. Мне предложили возглавить ботанический сад при университете.

1992 г. Поздней осенью с сыном Павлом

Осень. В Абхазии идут бои. Аджария оторвана от внешнего мира. Почтовой связи нет, а телефонная с большими перебоями. Павел взял отпуск, чтобы поддержать меня. Мы вместе полетели на Зеленый мыс.

Прилетев, с трудом добрались до Махинджаури. С транспортом стало еще хуже. Шли вдоль моря на закате. Была тихая прекрасная погода.

Дома я отсутствовала всего две недели. Сколько событий за это время произошло в Москве!

Наш дом изменился. Разбитая шушабанда, двери забиты досками.

В мое отсутствие Сережа с Тариком и еще одним дюжим мужиком прорыли траншею для фундамента пристройки. Брикеты стоят горкой посредине площадки. Мы с Андреем, выкорчевав алычу, освободили проезд. Будет капитальная стена. Соседи готовы строить. Это всех объединяет.

На второй день после нашего приезда появился архитектор Резо и объявил: я не имею права ничего пристраивать. Тамара заявила в район о том, что я самовольно начала пристройку, а она возражает. Понимаю: отрабатывает приказы Олега.

Стоим по разные стороны траншеи. Я с одной стороны, Тамара с Ирой с другой. Саша, как всегда, прячется.

Тамара театрально произносит: «Олег поклялся отомстить тебе за каждую слезинку своей матери». Нет, я не смотрю на эту гуманистку, преподавательницу русского языка. Я обращаюсь к ее дочке Ире, которую так любила моя мама, когда тетка-кукушка ее ущемляла. Теперь раздувшийся кукушонок Олег расправляется со мной. И я говорю этой молодой и довольно красивой девушке: «Я думала, ты тоже вспомнишь о слезинках бабики, твоей бабушки, но нет, тебе это не дано». (Мама не хотела, чтобы ее называли бабушкой, придумала – «бабика»). Нет, эта девушка уже ничего не помнила.

Узнаю, что в Тбилиси русскую школу, где работала Тамара, закрыли. Тамара переехала на Зеленый мыс. Олег ее устроил в юридический колледж, только что открытый. Теперь грозятся лишить меня и земли. Грозят новой комиссией.

Вся семья – Тамара, Саша и дочь Ира – переехали из голодного Тбилиси на Зеленый мыс. Подчеркивается, что Тамара прописалась в Махинджаури. Олег поручил ей следить за каждым моим шагом. Да и самой ей, весьма активной и беспринципной, это, видимо, доставляет большое удовольствие.

Ситуация резко изменилась. Тамара с Сашей обязались выселить меня с родного места. Саша с Тамарой грузины. Олегу это выгодно. Национальная принадлежность имеет важное значение на Кавказе. Тамара наполовину армянка. По-грузински армяне – сомехи. К ним относятся без симпатии, потому что считают хваткими и хитрыми. Так часто объясняют свое пренебрежительное к ним отношение. Этот вопрос с удовольствием обсуждается за утренним кофе у меня на работе. Рассуждения на национальные темы очень популярны в женских компаниях. Я эти женские сборы называю «гаремный стиль». Действительно, что-то осталось от гарема в женских самостийных клубах. Мужчины резко отделены от женщин. Всегда есть отдельные женские и отдельные мужские сборища. Такой клуб и в новом доме тетки. Тамара с Ирой там одни из первых.

Мы стали жить в моей комнате, со всех сторон закрытой, как в клетке.

Дверь в мою комнату пробили и мы входим туда из угловой комнатки. Площадь очень маленькая, непроветриваемая, что в условиях влажного теплого климата неприятно. Остальную часть дома занимает Саша. Но по плану за мной осталась Иверия над туалетом и ванной. Она забита книгами. Мебель с вещами остались под навесом. Во время моего отсутствия многое пропало. Мы отгородили свою территорию соответственно плану сеткой. Но этого оказалось мало. Саша с Тамарой решили, что они будут пользоваться, как и раньше, моей территорией: ванной, туалетом, выходить на площадку. Все шло к последнему завоеванию.

Тихий осенний солнечный день. Такой прелестный, какие бывают в октябре, когда все сияет осенними красками. Ира Воинова и Павел во второй половине дня пришли ко мне на работу. Я вижу, что Павел очень взволнован. Оказалось, бои за территорию в моем доме далеко не закончены. Днем пришла комиссия на уровне Сакребуло. Павел был дома. Воинова застала любопытную картину. Расим – председатель Сакребуло, он же мой школьный товарищ (в свое время сменил толстого Нодари Беридзе) стоит во главе комиссии, окруженный соседями. Расим распаляется, в пылу гнева собственноручно срывает сетку. Павел сопротивляется, но с местной властью шутки плохи. Сетка сорвана.

Есть ли закон? Или он односторонний? Я должна сейчас, сегодня же увидеть Расима!

Буду действовать! Мы с Павлом идем в Махинджаури. Солнце клонится к закату. Вот и Сакребуло. Бывший сельсовет. В знакомом кабинете на втором этаже сидит Расим. За столом рядом по привычке два колхозника.

–Почему ты сорвал сетку? Это ведь частная собственность. Она неприкосновенна. Ты должен ее охранять. В ответ Расим наливается кровью, истерически кричит. Но я не сдаюсь. Крик настолько силен, что с первого этажа прибегает пожилая бухгалтерша и пытается остудить Расима. Я пытаюсь пригрозить милицией. Нет, я не сдамся. Нужно слабую сетку заменить.

Павел перенес брикеты приостановленной стройки и возвел непроходимую для Саши стену.

Меня пригласили работать по совместительству в биолого-медицинский институт, недавно открытый в Батуми. Я читаю первокурсникам морфологию и анатомию растений. Новоиспеченный институт находился в помещении, бывшем в мои школьные годы седьмой мужской школой. Я помнила эту школу, когда училась в старших классах. На вечере мы смотрели самодеятельный спектакль «Юбилей» А.П.Чехова. Теперь в этой бывшей школе в некоторых классах стекла на окнах разбиты.

Группа, в которой я преподаю, дружная. Первокурсники только что закончили школу. Я привязалась к этим ребятам. Нежная девушка, дочь прокурора, и армянин, отслуживший в армии, полюбили друг друга. Я беспокоилась, боялась сопротивления родителей. Позже узнала, что все обошлось, и у них дружная семья.

С транспортом перебои. Троллейбус стал ходить только до БНЗ, и то не всегда. Часто приходится идти пешком из Батуми. Темнеет рано. Прихожу в темноте. Меня встречает Павел. Это время, когда мы с сыном были вместе. Несмотря на трудности, он мне помог со сбором и сдачей мандаринов. Мы согревались у маленькой печурки в моей комнате. Много ли места нужно человеку? Нет, немного. Тем более что нас окружала площадка с плодами хурмы, фейхоа, мандаринов. Со скамейкой у бука. Заходить в душную комнату не хотелось. Только во время ливней мы забирались туда – как в нору.

Моя соседка Венера попала в больницу. У нее обнаружилась сильно разросшаяся опухоль груди. У Сергея в Москве знакомый врач. Но Венера отказалась лететь, боялась разбоя, свалок в самолете.

Венера рассказывает о том, какое запустение в больнице. Не кормят. Приходится приносить свою еду, белье.

Олег во время моего отъезда перерезал телефонный провод, он висел на деревьях по соседству с его домом. Я восстановила.

Дважды в неделю я читаю лекции в Батуми. На обратном пути захожу на рынок и покупаю горийские яблоки. Я их очень люблю. Рынок завален мандаринами. В полутьме вечера однажды мы с Павлом встретили Элю Цимблиниди, торгующую мандаринами. Она бросилась ко мне со слезами, жалобами на полуголодное существование, на холод. Одинокая, она не знала, на кого бы излить свою горечь. Тяжелое время.

Субтропический климат с его теплыми днями и отсутствием зимы прекрасен. Одновременно в промозгло-холодные и голодные зимние дни я, как и Эля, думала о тепле и пище. Заготавливала дрова. Ставила печурку. С продуктами становилось все хуже. Печные трубы в Батуми торчали из многих окон. Жестяной цех работал в полную силу.

Я продолжала хлопотать за выход из комнаты на площадку. За это отдали драгоценные пять тысяч рублей. Возможно, они бы позволили бы нам лететь, а не ехать самым трудным и долгим путем через северный Кавказ. В пылу этой борьбы, когда казалось, что вот-вот все будет решено, Андрей сумел прозвониться. Сказал твердо:

–Приезжай. Хватит! Нам с Павлом было трудно это слышать, мы досадовали, но смирились. Андрей был прав.

Вскоре это стало ясно. Пора совершенно кончать с Зеленым мысом. Но как жаль! Только что куплены брикеты. Добились разрешения на пристройку…Все напрасно!

В ноябре у Андрея обнаружилась грыжа. Врачи боялись делать операцию. Была очень плохой кардиограмма.

Но делать нечего – он рискнул, лег в больницу. Операция прошла благополучно.

Обстановка на Кавказе с каждым днем ухудшается. Нужно вывезти в Москву гербарий – четыре больших тюка, собранных за весь летний сезон. Денег на авиабилеты не хватает. Цены меняются каждый день.

Что делать? Звонок из Тбилиси. Я беру телефонную трубку. Неожиданно ко мне дозвонилась Таили, сестра Заиры. Сообщила, что из Тбилиси можно улететь. Мы решили ехать в Тбилиси поездом, а оттуда попытаться улететь самолетом. За Сурамским перевалом поезд то и дело надолго останавливался. Пришел в Тбилиси с большим опозданием. На вокзале мы задумали сдать наш груз в камеру хранения. Но потом поняли – невозможно. Толпы народа, все взволнованные, издерганные. Решили с вещами ехать в центр, к Таили. В троллейбус не сядешь: они ходят редко, причем по три-четыре цугом. Их берут с боем. Мы справились. У Таили в ее красивой квартирке на стенах, сплошь увешанных картинами известных грузинских художников – ее друзей, нас ждал ужин. В день святой Екатерины по традиции готовят лобио. Таили приготовила горох. В Тбилиси голодно. Темное время Звиада хоть и прошло, но оставило свой след.

На следующий день пошли в авиакассу. Цены поднялись. «Бортов» нет. Не улететь. Нужно выбираться. А как? Можно только через Баку, кружным путем.

Мы снова с большим трудом садимся в троллейбус. С грузом! На вокзале толпа. Объявляют посадку на ереванский поезд. Течет темная, словно река, вереница армян. Азербайджанцев нет. Карабахский конфликт разделил их пропастью. Потом объявляют поезд на Баку. С неимоверными усилиями мы поднялись на платформу, погрузились в вагон. Стекла разбиты. Прижались друг к другу. Среди пассажиров есть тбилисцы, которые едут в Баку за более дешевым хлебом. К туалету не подойти. Дверь открыта. Унитаз переполнен. В Баку не легче. Билетами торгуют спекулянты. Денег хватает, но впритык. Прождали ночь, наблюдали ночную жизнь наркоманов вокзала. Уехали только на следующий день.

С неменьшими трудностями проехали через Северный Кавказ – до Москвы. В Чечне обстановка была очень тревожной, но еще не война. На наш поезд напали бандиты. Искали ценные вещи. Гербарий они не отнесли к ценным вещам.

В Москве на платформе меня встречал сильно похудевший, внешне изменившийся Андрей.

1993 г. Из Москвы на Зеленый мыс

После того, что мы пережили, выбираясь с Кавказа, оказаться дома в Москве среди близких, в семье, вместе с Андреем – было счастье.

Новый 1993 год, встречали вместе! Было решено оставить Зеленый мыс. Предложение занять должность директора ботанического сада в Твери мне было как нельзя кстати. Тверь недалеко от Москвы. Мне выделяют комнату в общежитии Тверского университета. Таким образом, я не отрываюсь от семьи, по которой очень соскучилась. А главное, ректор обещает сохранить батумскую прописку.

Я могу не выписываться из Махинджаури и таким образом сохранить за собой Зеленый мыс. Сама мысль потерять его после таких усилий была для меня невыносима!

В Москве поглотили дела. Слепая, сильно состарившаяся свекровь. Оля с двумя детьми, которых мы с Андреем по очереди водим в детский сад. Сын Павел поставил нас в известность о женитьбе на своей сотруднице Тане Виноградовой. Она живет в Химках с двумя дочками-подростками от первого брака.

В связи с инфляцией деньги обесценились, и мы потеряли все свои сбережения, заработанные за 15 лет работы на севере. У меня даже не было денег для того чтобы вернуться в Батуми и рассчитаться, уйти с работы.

Поэтому я еще раз съездила в Тверь. Договорилась с ректором о том, что я выйду на работу, а через два месяца, заработав деньги на дорогу, поеду в Батуми, выпишусь и вернусь. Но эти планы прервал неожиданный звонок. Звонил мой начальник Вано Мамунидзе. Сначала я подумала, что звонит он из Батуми. Но он в Москве и строго сообщает: мой отпуск кончается, нужно выходить на работу. Он предлагает ехать в Батуми с ним на его машине, которую он купил в Москве. Сообщил, что на днях я должна быть готова к отъезду.

Прошло несколько дней, а Вано не объявлялся. 8 марта, в выходной день, мы с Андреем поехали на дачу. Должны были вернуться вечером. Электрички по казанскому направлению, где находится наша дача в поселке «Отдых», ходят часто. Поэтому мы не следим за расписанием. Однако два часа стояли на платформе. Поезда отменили. Чтобы домашние в Москве не волновались, решили пойти на телефонную станцию в город Жуковский, сообщить об опоздании. Этот знаменитый авиационный город находится по другую сторону железной дороги от нашего дачного поселка. Домашние нам сообщают: звонил Вано. Просит связаться по телефону. Он живет в пансионате в городе Жуковском! Утром мы снова отправились на ту же телефонную станцию. Созвонились. Оказалось, пансионат находится совсем близко от железнодорожной платформы, на которой мы накануне бесполезно ждали поезда. Интересное совпадение!

Горячая встреча с начальником. Он живет вместе Бадри, своим новым заместителем по хозяйственной части. Мы поедем в Батуми на машине «Волга» через два дня.

Последнюю перед отъездом ночь по просьбе Вано Бадри, молодой аджарец, переночует у нас на квартире. А после мы вместе отправимся в гараж, где нас будет ждать Вано с машиной.

Моя свекровь Ольга Андреевна очень пожилая, слепая. Она перепутала день с ночью и часто бродит по нашей большой квартире. На ощупь находит свободную кровать, ложится, спит. Моя дочь Оля – молодая красивая женщина, тоже Ольга Андреевна. На нее сразу же обратил внимание молодой красивый Бадри. Ночью к его постели подошла Ольга Андреевна-старшая и стала ощупывать кровать, наткнулась на Бадри. А тот подумал, что это Ольга Андреевна-младшая. Проснулся и был весьма разочарован.

На следующее утро, 10 марта, мы с Бадри и провожавшим меня Андреем отправились в Замосковоречье, в старые гаражи. Там нас уже ждал Вано. Величественный, без головного убора, который он не имел привычки надевать в теплом климате, мой начальник стоял рядом со своей машиной. Как только стали выводить машину из гаража, она тут же остановилась. Красивую, черную, но уже очень изношенную «Волгу» Вано купил по случаю и хотел заменить ею свой уже старый козлик. Черная «Волга» в Батуми – это высший шик! Мы напряглись, толкнули. Машина выкатилась. Слесарь на прощанье что-то повернул. Поехали.

Сильный ветер, сыплет снег. Мы ехали на юг степями, затем предгорьями Кавказа. Далее добирались из Сочи на утлом сейнере до Поти, а потом по суше до Аджарии. На Кавказе война.

Очень трудно было расставаться, оставлять дом, семью. Одна надежда – ненадолго. Хорошо помню, как провожавший меня Андрей вышел из машины и пошел к метро. Так и стоит перед глазами его невысокая, такая родная, все более уменьшающаяся фигура.

Выехали из Москвы. Едем по Симферопольскому шоссе. Бадри за рулем. Вано рядом. Я сижу на заднем сиденье, закуталась в большой болоньевый плащ, который меня так выручал прошлой осенью, когда мы с Павлом ехали в поезде Тбилиси-Баку с разбитыми окнами.

Метель все сильнее и сильнее. Я кутаюсь, дремлю. Неожиданно просыпаюсь: машину на шоссе крутит. Она старая, с лысыми шинами и вот-вот свалится в кювет. Вано кричит:

Машина, видимо, услышала вопль. Обошлось. В сумерках доехали до Ельца.

Погода не улучшалась и всю ночь Бадри грел мотор. Наутро поехали в автосервис. В большом ангаре рядом с машинами, требующими ремонта, большой биллиард. У биллиарда стоит с кием невысокий темный человек с пронзительными черными глазами. Оказалось, он с Кавказа, хорошо говорит по-грузински. Пригласил нас в теплое помещение, которое мне показалось пещерой Али-бабы. Бархатные плотные шторы занавешивали окна. На столе появилась огромная сковорода с горячими шашлыками, вино. Хозяин угощает щедро. Рассказывает, что он «вор в законе». Долго сидел в Батумской тюрьме. Теперь в Ельце он человек богатый. У него где-то семья, а здесь, в Ельце красавица-любовница, которой он к 8 марта подарил большое бриллиантовое кольцо. В подтверждение он стал звонить любовнице. Завязался кокетливый разговор. Я воспользовалась телефоном, связалась с Андреем, который был весьма удивлен, как недалеко мы отъехали от Москвы. Хозяин продолжал потчевать. Машина чинилась. На прощанье он мне презентовал в дорогу большой термос с горячим кофе - в тот момент бесценный подарок. В дороге было очень холодно. Позже Вано экспроприировал для себя этот кувшин, и поставил его в своем кабинете рядом с безвкусными часами.

Непогода продолжала преследовать. Под Павловском сел мотор, его долго реанимировали. Вторые сутки поездки в холоде. Хотелось есть. Я надеялась на посещение столовой, мечтала о горячем чае. Вано, повязав голову шарфом, зашел в забегаловку и вскоре выскочил оттуда еще более красный, чем обычно. Работяги в пивной обсмеяли его странный головной убор. Поэтому до самого Ростова мы уже не останавливались. Настроение у Вано испортилось. В Ростове мы припарковались в центре города перед огромной гостиницей. Вано потребовал у меня деньги за оплату гостиницы. Еще в Москве я объяснила ему, что у меня полное безденежье и расплатиться смогу только в Батуми. Тогда он соглашался. Теперь все иначе. Я рассердилась, решила уйти, куда глаза глядят. Но Бадри усовестил моего начальника. Мы поднялись на этажи дореволюционного дома терпимости, а ныне гостиницы. Высокие потолки, длинные коридоры. Вместе с мужчинами я выпила пиво, закусив вяленой воблой. Мой номер оказался весьма подозрительным. Огромная дверь просто прислонена к стене. Несколько занятых коек. Кое-как дождалась утра.

Далее мы ехали бесконечными степями. Погода улучшалась. Снега уже нигде не было. Солнечно, но холодно и ветрено. Несколько раз машина останавливалась. Сдавал мотор. В очередных автосервисах что-то слегка чинили и машина двигалась дальше.

Я догадалась: меня взяли для прикрытия как русскую. Времена нелегкие. В Абхазии бои. А русские на стороне абхазов.

Под Краснодаром Вано встретил знакомого грузина, который посоветовал ему погрузить машину на грузовой самолет. Так можно миновать Абхазию. Перелетим через горячую точку. Под вечер останавливаемся перед краснодарским аэропортом. Вано идет на разведку. Я мечтаю выпить горячего чаю. Но меня оставили сторожить машину. Через некоторое время приходят, сообщают: лететь самолетом очень дорого. В Сочи у Вано знакомый. Может погрузить машину на сейнер, следующий до Батуми. В гостинице мест нет. Вано с большим трудом достал только для себя, а меня с Бадри оставил в машине до утра. Машина остывает, холодно. Вано по-грузински говорит Бадри, что он постарается достать место и для него. Спустя час, совершенно замерзнув, я выхожу из машины, оставляя Бадри. Иду в гостиницу и меня за гроши устраивают в прекрасный номер. В середине ночи стройная стюардесса, моя соседка, собиралась в полет. Чистила зубы, одевалась. Пример собранности и подтянутости. Я под одеялом грелась, блаженствовала. О горячем чае, хотя бы горячей воде – уже не мечтала.

На рассвете меня вызвал рассвирипевший Вано. Оказывается, именно я должна была сторожить машину!

Едем. Начались предгорья Кавказа. И все более частые разговоры, страхи о возможных встречах с чеченцами, которые не пощадят их, грузин. Чеченцы заодно с абхазами, им помогают. Ясная погода. Выехали к синему морю. От Джубги и далее по идеально асфальтированному шоссе по приморским холмам домчались до Сочи. Страхи перед абхазами, которых могло оказаться много, увеличились и на мойке машины. Вано прежде всего решил привести в порядок своего красивого, хоть и сильно подержанного «коня». Затем он встретился со своим приятелем в морском порту и отправился с ним в ресторан. А у меня даже на обед в столовой не хватало денег.

Солнцев – директор Сочинского дендрария. Знает меня и Андрея только понаслышке. Но как добр! Устраивает бесплатно в хорошую гостиницу в центре Сочи, кормит в очень приличной столовой. Услугами Солнцева мы будем пользоваться еще несколько раз.

Кстати. В 2006 году этого неравнодушного, но любящего крепкое словцо директора, который пребывал в этой должности многие годы, подсидел и добился снятия из директоров молодой интриган. Типичный случай!

Наутро наш маленький коллектив стоит на пирсе у сейнера. Грузят драгоценную «Волгу». Спускаюсь в трюм. Там в душном салоне прижались друг к другу пассажиры. Сейнер следует в Поти. Пассажиров на сейнере много. Среди них старообрядцы из Поти. Их тут так же как на Сахалине, называют «богодулами». Мужчины – и молодые и пожилые с длинными бородами. Женщин нет. Они живут под Поти очень давно. Говорят, туда сосланы еще при Екатерине Второй. Не пьют. Хранят свою веру. Выращивают овощи высокого качества. Год назад, когда усилились национальные распри, они переехали под Тулу. Сейчас едут за семьями.

Мы ждем ночи. Днем плыть мимо Абхазии опасно. Могут обстрелять. Только под вечер отплываем. Наша машина приторочена к палубе на корме. Полный штиль. Ночью прошли опасное место. На рассвете, когда солнце осветило прозрачное море, увидели вдалеке Потийский порт. Нас сопровождает стая дельфинов. Играют, выныривают.

На сейнере переполох. Пассажиры-мингрелы обокрали староверов. Украли обновки, которые они везли детям. Разгневанный капитан- грузин вызвал всех пассажиров на палубу и объявил, что не причалит, пока вещи не будут возвращены. Вернули. Сейнер причалил. Вано очень волновался. Шайки мингрелов обстреливали, нападали на дорогах. Быстрей бы попасть в Аджарию! Вано подбадривает Бадри, просит спешить. Мы мчимся по ровному шоссе вдоль моря насколько позволяет скорость нашей машины. Миновали Магнетити, Пичвнари. Вот и речка Чолоки. Граница с Аджарией. На шоссе шлагбаум. Стоят солдаты. Справа песчаный берег моря. Слева за дорогой болота. Через это горло мы попадаем в Кобулети. Уже почти дома! Ровная длинная улица Сталина тянется вдоль моря. Железнодорожный вокзал. Быстро вверх по серпантинам берем Цихисдзирский, а затем Чаквинский перевалы. Меня высаживают у входа в чайтехникум. Путешествие близится к концу. Все тихо и буднично. Спускаюсь вниз мимо учебных корпусов, встречаю Нану Чиракадзе. Она меня снабжает хлебом. Никаких продуктов я с собой из Москвы не взяла. Рассчитываю на запас консервов. Спускаюсь к дому. Иду мимо разбитой веранды. Из калитки мне навстречу выбегают моя серая Лючия де ля Мур-мур (хвост трубой) и Трезор (хвост кольцом). Дорогие мои!

В доме пусто. Оказывается, во время моего отсутствия Сергей Авдишвили впустил ко мне в дом Каху, который всю зиму косил от армии, прятался у меня. Все консервы и некоторые вещи пропали. Но постель цела. В проеме поставлена дверь.

У Авдишвили узнаю новости. Сначала – очень грустные. Венера читала книгу гороскопов, там ей выпало здоровье и счастливая старость. Подруга, с которой она работала в бухгалтерии санатория, нашла знахарку. Венера пила настои, верила в счастливый исход болезни. Но заболела спина. В больнице обнаружили метастазы. Врач требовал выдачи шарлатанки. Венера отказалась наотрез. Это ее выбор. Теперь ей делают химиотерапию. В больницу по пути на работу ее подвозит Олег. Сергей и Венера, которые недолюбливали Олега, теперь от него зависят.

Вторая новость любопытная. Сашка с Тамарой, вдрызг разругались с Олегом. Татьяна, жена Аслана Кикнадзе и подруга жены Олега, продолжала считать себя в нашем околотке самой богатой. И вела себя как главная. Это Олегу не нравилось. Но он до поры помалкивал. Но когда Татьяна привезла мешок с грязным бельем и потребовала у Наташи перестирать, гордый Олег не выдержал такого обращения с его женой. Отношения были прерваны.

Тамара – учительница, в прошлом директор школы. Она подластилась к богатой Татьяне. Ей нужно было выбирать между Татьяной и Олегом. Тамара предпочла богатство. А Олег прервал отношения и с Сашкой и с Тамарой. А ведь каким был благодетелем! Содействовал ее поступлению в юридический колледж, переименованный в институт. На какое важное место попала Тамара! Какие планы вынашивались по моему изгнанию!

Венера рассказывает: теперь Тамара в роли воспитательницы дочки Татьяны. То есть бонна. Когда приехал Андрей, мы острили: «Бонна-бубонна».

Вано посылает меня в морской порт. Необходимы справки, билеты, подтверждающие, что мы прибыли на сейнере.

Прекрасная погода. Я стою на краю огромной голубой бухты. Зеленеют холмы. Над бухтой белеет заснеженная вершина Мтиралы. Долго жду начальство. Сижу на набережной, любуюсь морскими просторами. Налетает свежий ветер. В стороне под навесом сидят старики. Играют в нарды, пьют кофе и рассуждают о политике. Среди них сильно постаревший сын князя Гоги Гигиенишвили. Он меня еле узнает. На его добром лице играет какая-то жалкая улыбка.

На набережной кучка беженцев из Сухума ждет катера в Сочи. Женщина сидит на узлах. Я с ней разговорилась. Рассказывает: еще не привыкла к тишине, в голове звучат выстрелы. Все бросили дома. За месяцы войны ее муж, еще молодой, поседел. С трудом добирались до Самтреди, оттуда на электричке до Батуми. Бегут в Россию – начинать жизнь с нуля.

Наконец получаю нужные бумаги. На свежем холодном воздухе я очень проголодалась. А дома еды нет.

По дороге к автобусу меня встречает Кетеван. Это мать моей студентки Мананы. Два года назад она делала под моим руководством диплом. Зазывает в гости, угощает. Только что сварено харчо с орехами. Оно такое вкусное и горячее, что я не только согреваюсь, но насыщаюсь, почти пьянею. Разморенная, пью традиционный кофе. Кетеван рассказывает: комиссионный магазин, в котором она работала, закрыли. Теперь главная кормилица семьи – Манана. Она вместе с подругой летает в Китай, Индию. Привозит вещи на продажу.

Последний суд 4 апреля, когда решался вопрос о выходе из комнаты, я также проиграла. Присутствовали ярко накрашенная Ирочка, Тамара и Саша. Поддержать меня я позвала демократов. Пришел Нодари Зоидзе, Автандил Беридзе. Были и мои сотрудницы.

Мой брат подчеркивал, что я русская. Автандил возмущался. Иронично спрашивал, не одна ли у нас с ним мать. Да, мама у нас одна. Но мы весьма разные. Он грузин. А кто я?

Демократы, возглавляемые Бердзенишвили, в оппозиции к правящему в Аджарии Аслану Абашидзе. Они говорят, что он насаждает тоталитарный режим в Аджарии. По моему мнению, главная цель Абашидзе – обогащение. На остальное ему наплевать. Говорят, что в Турции у него несколько мебельных фабрик. Разговоров много.

Пропала Лючия. Вижу: лежит мертвая на конце площадки. Венера мне сообщила, что у тетки Майи травили крыс. Кошечка отравилась крысиным ядом. Очень грустно. Со мной остался верный Трезор.

Смерть Тамары Максимовны

Иду в уже бывший дом отдыха «Магнолия» проведать Тамару Максимовну. Дверь ее комнаты закрыта. Рядом живет повариха. Рассказывает – умерла. Зимой было голодно. Холодно. Дом отдыха не работал. Сотрудницы дома отдыха, жившие по соседству с Тамарой Максимовой, выживали. Некоторых поддерживали кавалеры из местных. А «правильная» Тамара Максимовна приходила на порог, обзывала. Ей не прощали, не подкармливали. Выпал снег. Мертвую Тамару Максимовну нашли на пороге ее комнаты. Позвали Реваза. Он говорил, что отвез ее на тракторе в Хелвачаури. Там похоронили. Повариха весьма сомневалась в искренности его слов. Сказала, что Реваз выкопал яму в мандаринах на повороте дороги ниже дома отдыха и там ее закопал. Бензин был на вес золота. Хелвачаури далеко. Ехать через Батум. Глубокий снег.

–Как собаку, – повторяла повариха. Зима 1992 года была тяжелой. Звиадовские времена.

1993 г. С Зеленого мыса - в Турцию

Лето мы решили максимально использовать для работы. Надеялись попасть в Турцию. И только потом оставить Зеленый мыс.

Иностранные паспорта у нас есть. Вано говорит о поездке в Трабзон. Нужно получить контракт о совместном сотрудничестве с Трабзонским университетом. Для Вано это возможность беспошлинного проезда в Турцию. Для Андрея – исполнение мечты собрать материал, особенно в окрестностях Артвина, где много редких древних видов, описанных русскими ботаниками в начале ХХ века.

Ранним утром я уже на пристани. Жду прибытия катера, но он задерживается. С моря дует холодный ветер. Я сильно замерзла, иду к Инне Васильевне согреться. Пью кофе. Оказалось, в мое отсутствие катер пришвартовался и Андрей, не найдя меня на пристани, тоже пришел к Инне Васильевне. Привез продукты, дефицитный кофе и две каталки для гербария, который он мечтает собрать в Турции.

Привез и деньги. Неприкосновенный запас – доллары. Мы их положили в железную баночку. Под корягу. Две комнатки, оставшиеся у меня, братик мой тщательно обследует. Каждый раз в мое отсутствие пропадают вещи.

Разрушенную шушабанду он огородил бамбуком. Проходя по дороге, я вижу Тамару в роли воспитательницы. Красивая девочка, ее подопечная, прыгает в ярких зеленых штанишках. В конце дня за ней на мерседесе приезжает Татьяна.

Раздаются восторженные возгласы Тамары. Татьяна в ответ не церемонится и время от времени умащивает свою речь крепкими словечками. В ответ «бонна» только слащаво хихикает.

Строительство дома Аслана Кикнадзе приостановилось. Трудности с деньгами бывают и у богатых.

В середине мая, через два дня после приезда Андрея, мы попали в Турцию. Этому способствовал Вано.

Первую поездку в Турцию, как и остальные восемь, я описала в своей книге, посвященной жизни моего мужа Андрея Павловича Хохрякова «Дорогой мой ботаник». К ней адресую читателя. Мое же повествование посвящено Колхиде, ее людям. В Турцию нас сопровождали мои соотечественники, ярко проявлявшие черты своего характера. Поэтому я считаю нужным некоторые описания путешествий включить в эту книгу.

Вано поручает Зурабу Манвелидзе и Давиду Гвианидзе поехать в Трабзон, завизировать контракт о совместной работе Батумского ботанического сада с Трабзонским университетом. Мы с Андреем – группа поддержки, ученые.

Зураб на своей машине «Жигули» за рулем. Рядом – Давид. Мы на заднем сиденье.

Для поездки Вано обеспечивает Зураба бензином. Заливает полный бак. С утра в Батуми мы долго ищем Дато. Несколько раз заезжаем в магазинчик, где торгует красивыми вещами из Иордании его жена Тамрико.

Наконец разыскали. Мы в нетерпении. А для Дато и Зураба поездки в Турцию уже обычны. Они туда возят товар, продают, получают доллары. Покупают дефицит, привозят. У Зураба на этот раз в виде товара бутылочки с чернилами, у Дато – куколки и гаечные ключики. Ими загружен багажник. Подъезжаем к таможне. Чтобы на границе не скапливался народ, сразу за Чорохом, в 10 километрах от границы, недавно построено просторное здание таможни. Народу много, но очередь проходит быстро.

В Грузии вместо денег введены купоны. Дато с Зурабом прекрасно знают, как важна для Андрея эта поездка. Он приехал из Москвы и значит с деньгами и обязан им. Они считают, что именно он должен платить за еду, таможню. Поэтому таможенный сбор, 2 000 купонов (местные денежные знаки введенные взамен советским рублям) – две мои зарплаты – мне приходится платить за всех. Правда, Дато нас рекомендует таможенникам как ученых, которые едут заниматься наукой, что вызывает большое уважение. Собирается 10 машин. Сопровождаемые пограничниками; мы как бы на нейтральной полосе. Пересекаем реку Чорох по широкому мосту. Дорога вьется вдоль берега моря через селения Гонио, Квариати. У селения Сарпи – граница. У проволоки стоят пограничники, наши русские ребята. Из таможни стайками выходят женщины в бумазейных халатах. Растрепанные, неопрятные, они в окошечко показывают паспорта и на плоской колясочке, словно черепахи, перевозят груз на турецкую сторону. Много грузовых машин, груженных арматурой, строевым лесом. На крышах автобусов – ряды велосипедов.

На турецкой стороне в большом грязном зале снова платим. Ставят печати. Над головами таможенников – портрет Ата-тюрка. На нас смотрит большое лицо с пронзительными недобрыми глазами.

Через 20 километров – городок Хопа. Тут так называемый «рус-базар». Торгуют утварью. Наши попутчики ушли туда и исчезли надолго. Только что говорили, что спешат в Трабзон засветло. Андрею важно проехать как можно дальше по побережью. А спутникам нашим все это давно знакомо. Они не раз уже тут бывали, торговали. С трудом удалось их уговорить ехать в Трабзон. Быстро едем по идеальному приморскому шоссе. Вдоль дороги справа – море, слева – красивые скалы. Пересекаем широкие долины. Горные речки впадают в море.

180 километров проехали очень быстро. Трабзон – город без деревьев. На высоком холме выделяются минареты, мечети.

На окраине города недавно выстроен университет. Несмотря на поздний вечер, Дато быстро созванивается с администрацией. Нас посылают в университетскую гостиницу на берегу моря.

В отеле тихо. Наш номер с балконом на море. Ужинаем в номере. Дато привез чачу, которая развязала языки. Зураб «честно» признается, что был в отношении Дато нечестным человеком.

Принимаем душ. Для нас неслыханная роскошь. Из дневника: «13 мая. С шести утра Андрей на ногах. Бродит вдоль моря и приносит влажные, пропитанные росой растения. Наши попутчики встали тоже довольно рано. Спешат в университет. А мы закладываем свежие сборы. Мы не приготовили завтрак. Они приказывают, понукают. Собирать растения они не намерены. В то же время много разговоров о совместных работах и даже надежда на описание в честь них новых видов. Андрей не реагирует.

Двухэтажное здание лесного факультета обвито лианами. Просторный кабинет декана обставлен современной мебелью. Все чисто, блестит. Элегантный декан Аншин со сдержанной улыбкой, угощает нас кофе в маленьких чашечках. Дато быстро договаривается о бензине. Его дают бесплатно. Мы поедем с молодым ассистентом Сали Терзиоглу в горы, в Мачку. Ассистент невысокий, очень чистенький, с невыразительным лицом. В отеле быстро переодеваемся в полевое и – в путь. Мчимся по идеальному шоссе. Мачка – древний византийский монастырь в горах. Шоссе выпрямляют, прорубают тоннель в огромной базальтовой скале, нависшей над дорогой.

За городком Мачка начинаются еловые леса, узкие ущелья. Дорога ведет в национальный парк. Останавливаем машину. Вдвоем с Андреем уходим в горный лес. Наши спутники все время торопят, раздражаются тем, что мы хотим собирать растения. Начался ливень. Сборы прерваны. Плата за вход в национальный парк – два доллара с человека. Платить за всех мы не в состоянии, а наши попутчики не заинтересованы в поездке в парк. Охранник сжалился над нами и разрешил бесплатный въезд на территорию.

От маленькой гостиницы у горной речки начинается подъем к монастырю. Зураб недоволен: идти вверх ему не хочется. Жалуется, вздыхает. А Дато, наоборот, увлекается, идет быстро. Открываются красивые виды на заснеженные горы. С каждым поворотом далекие горы становятся все ярче и красочней. Над головой прилепился к скалам византийский монастырь. Нам навстречу спускается высокий круглолицый улыбающийся человек. Это лесовод из Голландии Хари Вриман. Французские слова откуда-то появляются в моей голове. Хари покупает нам входные билеты и настаивает на осмотре фресок. Наши попутчики торопят, особенно Сали. Его рабочий день кончился! Хари возмущен: как смеет ассистент командовать профессором?

Хари предлагает нам путешествие по круговой дороге через Понтийский хребет. Это очень заманчиво. Но с сожалением приходится отказаться: сырой гербарий лежит в гостинице. Его необходимо перебрать. Предложение нам кажется фантастическим. Ведь до сего дня Турция для нас была несбыточной мечтой. На прощанье Хари дарит карту Турции и обещает приехать в Аджарию.

14 мая. Трабзон – Артвин. На рассвете Андрей на экскурсии. Потом закладка гербария, сбор вещей. Наши «хозяева» держатся барами. Таскаем вещи, грузимся только мы. Наконец утряслись, сели в машину. Тут я обнаруживаю отсутствие подаренной карты, а ведь вечером мы ее долго рассматривали. Оказалось, ее спрятал Дато. Еле удалось вернуть. Ни капли стыда!

Главное для Дато с Зурабом – рынки в приморских городках. Остановки с целью ботанических сборов их злят. Вся дорога от Ризе до Хопы – разговоры о том, что бензина уже нет, что нужно его купить, то есть выманить у нас деньги. Идут разговоры и о том, что мы должны оплачивать еду.

Мы вновь у Хопы. До границы близко. Ехать в Артвин Зурабу с Дато неохота. Снова на рус-базаре наши спутники исчезают среди прилавков. Машина раскаляется. Андрей изнывает от бездействия и ожидания. Долго ждем, по очереди ходим на поиски. Неожиданно появляются, как ни в чем не бывало. Я плачу, кричу: «Нам нужно ехать в Артвин, а не торговать. Я и Андрей хотим работать!» Сдаются. В Борчхе тоже есть рус-базар. Это их успокаивает.

Недалеко от Хопы – поворот на Артвин. Начинаются затяжные подъемы на перевал высотой 600 м.

С перевала спускаемся в долину Чороха. Наши «добрые молодцы» опять не хотят ехать. Я снова с большим трудом их уламываю.

Едем вдоль Чороха. Растительность резко изменилась. На галечниках – высокие розовеющие тамариски. На склонах – шаровидные кусты самшита, можжевельник, белеют покрытые мелкими цветками кусты пираканты. В синем цвету ладанники. Зеленеет кустовидный земляничник. На склонах стоят две высокие пинии. Оказывается, они тут природные. Андрей неосторожно говорит Зурабу: «А ты не хотел ехать сюда!» Господи, что тут началось, какая искренняя обида! И прямо в глаза заявляет, что он от всей души, всегда сюда стремился!

Вечереет. Приближаемся к Артвину. Небольшой старинный городок прилепился к вершине крутой горы. Дато говорит, что у него есть знакомые, у которых можно ночевать на скамейках и не платить за гостиницу. В ответ бурный взрыв Зураба. Ему очень хочется в Артвин, на очередной базар. Решено ночевать за плату у знакомых Дато. Он уходит договариваться и исчезает надолго. Вечереет, затем темнеет. А мы сидим в машине, в чужом городе. Выходим и отправляемся на поиски. Бесполезно. Пропал! Когда мы совсем отчаялись, Дато, как ни в чем не бывало, появляется. Не договорился. Приходится ехать в центр города, останавливаться за плату в гостинице.

Утром Дато и Зураб на базаре. Андрей убегает за город и к 10 утра возвращается с надеждой на то, что мы поедем на склоны между Артвином и Борчхой. Там самое интересное. Но попутчики пьют кофе, неторопливо беседуют. Ждем их в раскаленной машине. Время приближается к полудню. Сильно парит. Собирается гроза. Это приводит Андрея в отчаяние. Он все еще надеется работать и огорчен, что придется ходить под дождем. Новая сцена! Очередной скандал, в результате которого удается выехать из города. Едем вверх по Чороху километра два. Дато остается у знакомых, а мы получаем возможность подняться по каменистым осыпям. Лихорадочно собираем все подряд. Много растений, совсем новых и незнакомых. Средиземноморская флора. И мы здесь!

В Борчхе Зураб выгодно продает чернила. На этом миссия завершена. Просить их провести еще один день в Турции бесполезно. Все их мысли о доме. То и дело раздаются стоны. Уже суббота, а они еще в Турции!

Быстро поднимаемся на перевал и серпантинами спускаемся вниз до Хопы. Дорогу из Хопы до таможни проехали без остановок и приключений. Процедура въезда в Аджарию повторяется. Ставят штампы и на турецкой, и на советской сторонах. Мы вернулись в Аджарию. Мелькают рощи эвкалиптов, мелкие коровы, огромные серые дома. Все привычно и совсем не похоже на Турцию. Но состояние душевного подъема от поездки еще долго сохраняется.

Мы дома, заняты гербарием, этикетируем. Разбираем. Закладываем.

Наступление на площадку продолжается. Олег решил воспользоваться нашим отсутствием и отгородить часть площадки. Для этой работы он избрал Сергея Авдишвили. Ему необходимо меня с ним поссорить.

Ничего не подозревая, я сижу у себя во дворе. Работаю. Присмотрелась и сквозь мандариновые деревья и обнаруживаю поставленный Олегом забор.

Откуда силы взялись! Цемент еще не застыл. Сбросила. Сергей не ожидал моего быстрого приезда. Как только увидел – спрятался. Я нашла брошенные пассатижи. Он пришел за ними. Нигде не купишь, а это важный для него инструмент. Так я узнала, что это его рук дело.

Как только досушили гербарий – отправились в Скурдиди на границу с Турцией в нижней части Шавшетского хребта.

В Агмарти, в долине Мачахелы летом живет Эмзари Нагервадзе, с которым мы ездили в прошлые годы в Хино и Бешуми. Его мать, армянка Гулико, – миловидная пожилая женщина. Зарабатывает тем, что гадает на кофейной гуще. Отца-аджарца уже нет в живых. У него в Агмарти был большой сад. Позже на месте сада была ферма. Теперь Эмзари с матерью поселились на развалинах фермы, стремясь застолбить территорию, которая им положена по наследству. Но армянское родство мешает. Возникают конфликты. Длительное содержание коров на ферме сделало почву плодородной – фактор в тех местах очень важный.

Выше в горах, рядом с заставой Скурдиди, живет пожилой веселый пчеловод Кахидзе, претендующий на большую ученость. В ботаническом саду у него стоят ульи с пчелами. Ему разрешил их поставить Вано, договорившись о своей доле меда. В ботаническом саду Кахидзе разводит и фейхоа. Романтически настроенный, он при каждой встрече рассуждает о селекции, Мичурине. При первом же намеке пригласил Андрея в гости. Прошлогодние походы в верхней части Шавшетского хребта были очень успешными. Теперь нужно ознакомиться с флорой в его нижней части.

Из дневника: «27 мая. Несколько часов ждем автобус на автостанции в Батуми. Вокруг суетится народ. Оказывается, последний и единственный автобус уйдет в горы не от автостанции, а от базара. По страшной жаре торопимся, чуть ли не бежим более двух километров к базару. На остановке толпятся женщины и дети. Подъехал небольшой ПАЗ. Его вместе с пассажирами берем с боем. Опыт у нас изрядный, заняли два сиденья. Но пришлось потесниться. Все прижались. Автобус стоит. Обливаемся потом. Наконец просочилась весть: шофер привез мясо, он должен его продать и только после этого поедет обратно в Агмарти. Через день во вторник начинается байрам. Пассажиры вылезают из автобуса – подышать, но не теряют бдительности. Через некоторое время раздается победный клич. Мясо, наконец продано. Автобус, раскачиваясь от тяжести, выезжает за Батуми. Знакомая дорога: Хелвачаури, Эрге. Дорога поворачивает, идет вдоль Чороха, а потом по Мачахеле поворачивает к Агмарти. Всего несколько дней назад мы были совсем недалеко: в Борчхе, в Турции. В Агмарти Эмзари и его мать посвящают нас в свои трудности, связанные с борьбой за землю.

К Эмзари приходит молодой сосед. Увидя нас, гостей сразу же зовет в духан – угостить. Духан – небольшая грязная столовая. Там сидят мужчины, возбужденно разговаривают. Пьют вино. Повар говорит, что еда закончилась. Предлагает чачу. Мы отказываемся и уже собираемся уходить, когда к Эмзари подбегает возбужденный человек, хватает за грудки и кричит. Добрый Эмзари отбивается. Спор о земле продолжается. Возвращаемся. Светит огромная луна. На другой стороне реки, на крутом склоне, – густой буковый лес. Засыпаем под шум реки.

Утром на рассвете Андрей ушел собирать растения, а сосед в лесу искал корову и, встретив бородатого Андрея, принял его за турецкого шпиона. Поднял шум.

С раннего утра, нагрузившись сетками и бумагой, переходим на противоположный берег Мачахелы и вдоль узкого притока начинаем подъем. Солнце печет. Короткие остановки для сбора растений вдоль обрыва дают возможность передохнуть. Дорога все круче. За каждым поворотом кажется, что мы достигли места назначения, но опять новый поворот. Вдоль дороги изредка встречаются дома с выходом прямо на дорогу. Наконец, за очередным поворотом показались домики заставы, окруженные густым колхидским лесом.

Хозяин дома Энвер Кахидзе – отец пчеловода. Ему 85 лет. Большой каменный дом находится в глубине ущелья. Вниз ведет крутая тропинка вдоль кукурузного поля. Тут сумрачно и сыро. Солнце освещает дом только днем. Мужчины не работают. Измученная и больная невестка возится с детьми и еле ходит. В отличие от большинства женщин Аджарии, отличающихся чистоплотностью, у этой на кухне грязновато. Больной ребенок, уже довольно большой, не ходит. То и дело приходится носить еду и вино на верхние этажи. Гостей много. Соседи собираются, вспоминают, кому какая земля принадлежала до коллективизации. Старые люди помнят границы, что облегчает восстановление земельных наделов.

Утром идем на заставу. Она совсем близко, в темном ущелье среди леса. У огороженного колючей проволокой входа медленно, по звонку открываются тройные ворота. На заставу нас не пускают. Нет разрешения. Жара. Парит. Возвращаемся к Энверу. Уставшая невестка возится с ребенком, доит коров, продолжает носить еду по высоким лестницам. Там, в большой зале, опять собрались соседи. Ночью разразился сильный ливень, сверкают молнии.

Через два дня спустились в Агмарти. Вечером так же ярко светит луна. Шумит река.

Первое, что мы обнаружили дома – аккуратную записку от Хари, вложенную в замок наших ворот. Оказывается, он в Аджарии, искал нас. Мы не знаем, где он находится. Может быть, уехал? Очень грустно. Я собралась написать ему письмо в Голландию. Такой милый и светлый человек!

Под вечер, придя домой, я увидела в нашей маленькой комнате Хари: он сидел на кровати в ногах у Андрея и улыбался! Оказалось, остановился в Махинджаури, в двух километрах от нашего дома, оставил у местного турка Омара под охраной свою машину. Собирается в Тбилиси, а затем приглашает нас в десятидневное путешествие по Турции.

Андрей забыл в Москве летнюю обувь. В городе есть маленькие кустарные обувные мастерские. В них армяне шьют обувь. Купила мужу легкие туфли, потратила почти все оставшиеся у меня купоны.

Купленные туфли оказались необыкновенно удобными и прочными. Служили Андрею все лето.

Я принимала экзамены в биологическом институте. По-прежнему с транспортом сильные перебои. Иду пешком до БНЗ, а оттуда нерегулярно ходит троллейбус.

Зонт в Батуми – вещь необходимая. С ним не расстаются. А я его забыла на остановке. Новый купить не в состоянии.

Покупка продуктов на рынке для нас недоступна. Есть маленький запас круп, которые я растягиваю по дням. Готовлю пищу на костре под навесом.

Рядом с хоздвором в магазине Мурад продает по запискам из Сакребуло по 2 килограмма соли. Выручает хлеб, который также выдают га купоны.

Непрочное здание Лажварди, – столовой построенной на фундаменте бывшего пруда Кривицких, пришло в упадок. Рядом, вплотную к холму, недавно выстроили пекарню. Заведует пекарней Светлана, энергичная женщина средних лет с мужским характером. Она с соседней горы, замужем за тихим и скромным аджарцем. Сама за рулем. На машине «Волга» привозит мешки с мукой. Распекает рабочих. В очереди за хлебом почтительные разговоры о Светлане, которая добывает муку, договаривается в Сакребуло. Большая печь пышет жаром. Рабочие, двое замученных молчаливых парней, днем и ночью работают на выпечке. Мы с соседями часами ждем готового хлеба. Стоим на солнцепеке, общаемся. Узнаем новости. Наконец раздается клич: хлеб выпечен! Быстро в узком проходе перед пекарней выстраивается тесная очередь. Каждому хочется получить хлеб. Если не хватит, нужно ждать примерно шесть часов новой выпечки. А то можно и вовсе остаться без хлеба. Жарко! Пот льется по телу. Начинают выдавать хлеб. В это время окошко выдачи захватывается молодыми и сильными аджарцами. Большинство из них мне неизвестны. Подросло новое поколение. Мурад – продавец в магазине с хоздвора, человек справедливый. Он возмущается. Заранее составляет списки, старается выстроить очередь. Не получается. Старушку с хоздвора так сжали, что повредили внутренности, что-то с мочеиспусканием.

Вечерами, как и раньше, слышны автоматные очереди. В горах звук экранирует, его усиливает многократное эхо. В очереди говорят: стреляют для того, чтобы отпугнуть бандитов, ведь они вооружены и могут сопротивляться. Но не всегда эти выстрелы невинны.

Во время очередного ожидания хлеба узнаю: Мурада, который так пекся о порядке, убили бандиты. Рассказывают, накануне вечером он услышал выстрелы по соседству. Грабили. Выскочил на помощь. Его в темноте пристрелили. Беда!

Приехал Хари. Зураб Манвелидзе, обещавший свозить его в горную Аджарию, спрятался. Хари очень хотелось увидеть колхидский лес. Но в такое тревожное время ехать на мерседесе с Хари в горы, вдобавок при отсутствии бензина, мы не решались. Ходили на экскурсии в окрестностях Зеленого мыса, по ботаническому саду.

Решили поехать в Кобулети к нашему другу Джумберу Джобава. Хотим показать Хари лесные посадки в Тикери.

Поездка в Кобулети теперь для нас большая роскошь. Цены на билет подскочили до 300 купонов. Отдали почти все имевшиеся у нас купоны.

Пока у Джумбера готовится обед – идем к морю. Хари волнуется, спешит не опоздать к обеду, смотрит на часы. Мы хорошо знаем, что точность не относится к достоинствам местных жителей. Поэтому по возвращении еще долго ждем. Наконец накрыто, начинается застолье. Гостеприимный Джумбер щедро разливает местное вино. Обещает повезти в лес на своем маленьком «виллисе», досадуя на малое количество бензина. Обед затягивается. Мы буквально вырываемся и едем в Тикери. Этот лес мы с Андреем хорошо знаем: большие лесные посадки тюльпанных деревьев, криптомерий, редких видов сосен. Но что мы видим! Криптомерии вырублены, торчат вываленные пни. Земля разворочена. Справедливый Джумбер вспоминает свою судьбу при советской власти. Оказывается, он поступил в Ленинградскую лесотехническую академию по лимиту. Русским лимита не давали, поддерживали местные кадры. Его жена Таня – из Твери. Теперь связь с ее родными прервана.

На обратном пути, когда выехали на улицу Сталина, машина неожиданно останавливается. Кончился бензин. А до дома Джумбера не менее пяти километров. Остаемся рядом с «дохлой» машиной, а Джумбер уходит в неизвестность добывать бензин.

Хари и я сидим на лавочке. Улица, ранее всегда пестревшая отдыхающими, теперь пустынна. Только маленькие коровы бродят, выщипывая мелкую травку. Андрей ушел вдоль побережья в поисках новинок. Хари произносит: «оnly plants». Действительно, для Андрея ничего, кроме растений, не существует.

Терпеливо ждем, тревожимся. Мы вечером должны уехать электричкой обратно в Махинджаури. Автобусов не будет. Темнеет, а Джумбера все нет. Когда потеряна всякая надежда, – показался велосипед. Джумбер привез маленькую канистру с бензином.

Мы снова дома у Джумбера, который советует остаться переночевать. Но сверхобязательный Хари не соглашается, весьма недоволен. На станции Кобулети пустынно. Кассы закрыты. На лавке спит станционный служащий. Вести неутешительные. Из Махарадзе электричка прибудет только в час ночи. Но может и вовсе не прийти. Хари волнуется. Нервно ходит по платформе. Заламывает руки и требует себе такси и телефонного разговора. Приходится его успокаивать. Андрей располагается на соседней с железнодорожником лавке, дремлет. В чернильной тьме неспокойно. То и дело слышатся автоматные очереди. Но на станции свет. Глубокой ночью пришла электричка, загруженная ящиками и корзинами с овощами и фруктами, предназначенными для батумского рынка. Прощаемся с благородным Джумбером и втискиваемся в поезд. Уже глубокой ночью молча провожали разгневанного Хари до дома Омара. Позже выяснилось: благоразумные хозяева закрыли все двери и не очень беспокоились. Хари пришлось перелезать через забор и проникать в дом какими-то необычными путями.

Дневник: «Утром 16 июня, почти ровно месяц спустя после первой поездки в Турцию, к нашему дому подъехал на мерседесе улыбающийся Хари. Видя полуразрушенный наш дом, разбитую веранду, он деликатно не любопытствовал о нашем странном положении. Пока мы грузили сетки и бумаги в машину, стоящую у калитки, мой братик из щелей между бамбуком на бывшей шушабанде следил за этим процессом.

Теперь мы знакомы с таможней. Процедура выезда проходит быстро, без приключений. Льет дождь. На границе пограничники забирают документы Хари. Долго ждем, пока я не догадываюсь подняться на второй этаж к капитану и выяснить причину задержки. Капитан – средних лет, русский, с масляными глазками, надеется выманить из Хари доллары. Въезд в Аджарию Хари обошелся в 250 долларов. Теперь, видимо тоже хотят ободрать иностранца. Сначала я не догадываюсь о подоплеке. Потом и сказками и ласками удается добиться бесплатного выезда. Капитан с досадой отдает документы.

10 дней Хари возил нас по северо-восточной Турции. Оплачивал отели. Мы побывали в Ризе, Артвине, Ардагане. Поднимались в высокогорья. В отличие от Зураба с Дато, он при малейшем желании Андрея останавливал машину, терпеливо ждал, когда тот возвратится с охапкой растений. Мы повидали капиталистический мир, который резко отличался от пограничной Аджарии. Видели большие рус-базары, на которых перекупщики задешево покупали советский, привезенный из Грузии ширпотреб. Они его везли в отдаленные районы, где живет очень бедное население. В то же время в приморских городах много богатых.

В Ризе в гостинице Келеш, где мы остановились, работают русские горничные из Поти. Им платят 100 долларов в месяц. Рассказывали об ужасах, голоде в Поти, как им удалось попасть в Турцию, чтобы хоть что-то заработать. В Поти уже ели лягушек, вылавливая их в озере Палиостоми.

Мы собрали очень большой гербарий. Возвращаясь в Аджарию, расстаемся с Хари в Сарпи. Из багажника на две каталочки перекладываем 33 сетки!

На каменном парапете у границы едим прощальный арбуз. Нагруженные гербарием, везем каталочки через границу, ползем как черепахи. Беспокоимся. На жаре гербарий может спечься. Как добраться домой? Рейсовых автобусов до Батуми нет. Зато полно автобусов с челноками. Аджарские таможенники удивляются: мы единственные, кто ездил в Турцию не ради торговли, а для науки. Это вызывает у них уважение. Договариваются, подсаживают в переполненный автобус с челноками из Башкирии. Пьяные матерщинники и матерщинницы везут ковры. Стоим в проходе. Вскоре подъезжаем к батумскому железнодорожному вокзалу. А там у перрона стоит электричка, наполненная пассажирами. Только вышли на перрон – электричка тронулась и начала набирать скорость. Нам остается всего несколько метров, чтобы вскочить на подножку. Но у нас груз! Из электрички выскакивают два грузина, бегут к нам. Хватают каталки. Мы бежим, на ходу вскакиваем. Нам помогают взобраться. Кто они – эти добрые люди, которые спасли наш гербарий, требующий срочной переборки? Мы их больше не видели…

33 полные сетки – огромная работа! Все следующие дни связаны с переборкой, сушкой, перекладкой и этикетированием.

Поздно вечером на пляже уже давно нет прожекторов, полосующих море, нет пограничников. Андрей потерял там часы. Утром пошли искать. Сырая серая галька однообразна. Ничего не видно. И только после нескольких проходов я увидела часы. В то время они нам были нужны позарез. Мы вели полудикий образ жизни. Новые – не купишь.

Отъезд. 1993 год

В ботаническом саду – полное запустение. Бронзовый памятник А.Н.Краснову пытались украсть на металлолом. Кидали в него бутылки с кислотой. Разбитые, они лежали рядом, не разрушив и не исковеркав благородного и спокойного облика основателя сада. Затем бронзовый бюст сбросили со склона, но в зарослях кустарников он застрял, и его не смогли спустить к железной дороге, чтобы увезти.

Этот памятник был установлен в 1962 году, когда пышно отмечалось пятидесятилетие со дня основания ботанического сада. До того на небольшой площадке над могилой А.Н. Краснова стоял невысокий камень с фамилией и датами рождения и смерти. Здесь обычно заканчивались экскурсии по саду. Но сад до сего дня не носит имени его основателя, Андрея Николаевича Краснова.

В советское время было несколько энтузиастов – биографов Краснова: Ф.Н.Мильков, И.Г.Бейлин и В.А.Парнесс. Они писали книги об этом уникальном ботанике, с упорством хлопотали как в местных, так и более высоких инстанциях, чтобы ботаническому саду по праву было присвоено его имя. Но этого сделать не удалось. Возможно, прежде всего потому, что он был братом белогвардейца, казачьего атамана. Но объясняли это тем, что Краснов как-то назвал местное население «туземцами», (не вкладывая в это выражение уничижительного смысла) которые предпочитают приятное времяпровождение работе, и советовал привлечь к обустройству ботанического сада китайцев, обладающих уникальной работоспособностью. Этого простить Краснову не могут до сих пор. А сегодня все, что связано с вековой деятельностью в южной Колхиде людей, не относящихся к грузинской нации, просто не замечают. Популярна идея, что все культурные ценности были созданы исключительно грузинами.

В русской редакции на телевидении у нас знакомые. Правда, эта редакция доживает последние дни. То же самое и с русской газетой «Аджария», с которой я сотрудничала все годы своей работы на Зеленом мысу. Мы с Андреем писали в газету о поврежденном памятнике Краснова, о коровах, топчущих редкие растения ботанического, о территориальных нарушениях там. Удивительно, но все это было напечатано на волне демократии. К сожалению эта заметка, как и многие другие, не сохранились.

Вано отпускает меня в поездки, не контролирует приход-уход. Обычно это с ним бывало, когда он считал, что подчиненных нужно приструнить. Тогда он совершал неожиданный набег-проверку, объявлял устный выговор. На этом слежка надолго прекращалась. Но теперь есть еще одна причина моего отсутствия на работе: меня лишили рабочего места.

С момента моего приезда на Зеленый мыс шли разговоры о том, что проживающие на территории ботанического сада сотрудники переедут в новый дом в Батуми. Это будет многоэтажное здание по дороге к аэропорту. По этому поводу много хлопотали. Утверждали план. Ездили смотреть место. Главное – утрясали количество людей переселяющихся в город. Это вожделенная мечта тех, кто живет на территории сада. Время от времени появлялись новые горцы с надеждой получить квартиру в Батуми или по крайней мере, осесть на территории сада. Все будущие квартиры были распределены. Сотрудники время от времени ездили, смотрели и предвкушали быстрый переезд.

На месте будущего дома – избушка, в которой живет хозяйственная мингрелка. Она разводит свиней. Договорились, что в новом доме хозяйка получит квартиру. Пока строится дом, толстая Этери будет жить на территории ботанического сада в комнатах, используемых теперь как рабочее помещение. Эти комнаты находятся рядом с моим кабинетиком, то есть бывшей кухней. Два года назад дом Этери сломали и стали заливать фундамент. Но с приходом к власти Звиада мечтам не суждено было сбыться. И Этери застряла в ботаническом саду. Стало очевидно: ей нужно отвоевать хотя бы квартиру, в которую входят мой кабинетик-кухня и кладовка, где сидит Галина Алексеевна. И вот со шкафов в коридоре исчез мой северный гербарий. Придя утром на работу, на его месте я обнаружила керосинку, тазы. Выходить из кухни-кабинета стало сложно. Вано помалкивал.

Затем, придя на работу, я увидела запертую дверь. На лестнице были разбросаны книги и все, что было в моем кабинетике. Толстая Этери стала обладательницей всей квартиры. Вхожу в отдел. Там после смерти Тамары Петровны освободилось много места, которое используют для сушки семян.

Первым делом пытаюсь дозвониться Вано. Но он не откликается, прячется. Прошу моих коллег помочь мне собрать книги, словари. Но к моему удивлению, так называемые «подруги» насуплены, молчат. Больше всего меня возмущает Маша Овчинникова. Видимо, она боится. Собираю книги. Куда я их сложу? Над моей головой стоит толстая Этери и кричит:

–Убирайся, русская, в Россию, к своему сыну! Тут тебе делать нечего!

И вот уже в родном, казалось, ботаническом саду мне нет места.

Следующая ботаническая поездка у нас была в среднюю часть Шавшетского хребта. Из Шуахеви, нагруженные бумагой и сетками, мы пешком поднялись к дому лесника Нодари Абусеридзе. Крутые подъемы. Дома – большие, серые, выстроились вдоль дороги. Нас то и дело приглашают. Когда мы спрашиваем о доме Нодари Абусеридзе, с удовольствием указывают дорогу. Тут все друг друга знают. Оказалось, Нодари живет в стороне от основной трассы, на соседней горе. По крутой тропинке спускаемся вниз к речке, а оттуда по такой же крутой тропинке поднимаемся, обливаясь потом. Нас встречает миловидная улыбающаяся хозяйка, окруженная детьми. Хозяин на яйле, спустился с гор уже в полной темноте.

Вечером ужинаем в этой дружной семье. Чудесный человек Нодари! Живет он очень скромно. Вспоминаю, как в 1987 году он на свои деньги кормил всю московскую экспедицию в шуахевском ресторане. Закон гостеприимства.

На следующий день с утра продолжаем путь, спускаемся в ущелье, снова поднимаемся на главную дорогу. Идем вверх в надежде на попутную машину. Постепенно набираем высоту но, ни одной машины нет. В середине дня мы у верхнего селения. Отсюда на заставу ежедневно поднимается машина. После долгого ожидания, потеряв надежду и вымокнув под дождем, решили пешком взять длинный затяжной подъем. Единственное, что нам помогало, так это маячившая на горе застава. К ней поднялись только к вечеру.

Начальник заставы – молодой парень – был удивлен и даже восхищен тем, что два пожилых человека сумели самостоятельно подняться на такую высоту. Да еще и с грузом! Он нам сразу выделяет комнату, приглашает на ужин. Его молоденькая жена, родом с Украины, миловидная и очень хозяйственная, испекла гору пирожков.

Утром начальник заставы дает нам двух сопровождающих. Маршрут протянулся вдоль границы вверх по хребту. На нейтральной полосе – альпийские луга в полном цвету. Во многих местах нейтральная полоса не обозначена, только на определенном расстоянии стоят небольшие пограничные столбики. С турецкой стороны на луга Аджарии неосмотрительно забрел молодой бычок. На следующий день вся застава ест котлеты.

Кончилась бумага. Нужно идти вниз досушивать гербарий.

Весь обратный путь опять прошли пешком. Машин нет. Солнце припекает. Обливаемся потом. Одна радость, что идем не вверх, а вниз. Из Шуахеви автобусом спуститься в Батуми уже не составило труда.

Бои с родственниками за землю продолжаются. Саша, мой братик, снял за домом столбы и сетку, которые огораживали мою территорию. Теперь Саша решил присвоить не только землю, но и спрятать столбики. Обхожу дом. Вижу моего брата, сидящего на полуразрушенной шушабанде с Тамазиком Чиракадзе. Распивают вино. В окне его комнаты вижу столбики, которые он не успел спрятать. Откуда у меня взялась сила? Достаю их из окна. Столбы прочные, из металла, большие, выше человеческого роста. Сашка подбегает, начинает их вырывать у меня из рук. Но я их держу железной хваткой. Он кричит: «Чтобы ты сдохла, чатлашка! Я тебя убью!» «Чатлашка» по-грузински – более крепко, чем проститутка. Выскочил Тамазик, разнимает, успокаивает Сашку. Тонкогубая Тамара увещевает слащаво:

-Вы ведь брат и сестра… Хотя, похоже, сама подбила его на этот неблаговидный поступок. Обращаюсь к Тамазику:

Пишу заявление в милицию. У меня есть свидетель. На следующий день Сашку вызвали в Махинджаурскую милицию и оставили в КПЗ. Пока я была на работе, к Андрею приползла Тамарка: мол, какая я нехорошая, посадила брата…

Дома Сашка появился через три дня в сопровождении соседа Зивера. Притихший. Затаил злобу.

В пограничном управлении в Батуми мы получили разрешение на работы в пределах заставы Скурдиди. Ворота заставы для нас широко распахнулись. Начальник, такой суровый в прошлый раз, теперь наш друг. Мы живем в его уютной квартире. Жена его готовит очень вкусно. Она из Батуми.

В первый день нам дали сопровождающего, с которым мы попытались пройти лесом в горы. Сначала шли по узкой дорожке вдоль ручья. Над головой смыкаются кроны огромных буков. Выше по склону толстые стволы лавровишни полегли вдоль склона, упираясь в землю нижними ветвями. Непроходимые заросли густо заплетены колючими кустарниками: ежевикой и сассапарилью. Тропа на подъеме исчезла. Сопровождавший нас солдат окрестностей не знает. Запутались в зарослях, вернулись обратно.

Поход на границу более удачный. Идем в сопровождении начальника заставы и нескольких пограничников. Тропы прорублены в лесу. На обрывах лестницы. По ним пограничники поднимаются наверх. К середине дня вышли на верхнюю границу леса. Поднялись к уже обветшавшим пограничным столбикам. Сначала моросил, а затем усилился, стало проливным дождь. Быстро стемнело. Обратно идем по узкой тропе. Высокие травы и кустарники, пропитанные влагой, смыкаются. Раздвигаем, нащупываем ногами тропу. Где так было? Вспоминаю. На Курилах в бамбуке. Но здесь еще и дождь! Хотя и теплый. Идем и идем в полной темноте, уже на ощупь, шлепая по лужам. Совершенно мокрые, к часу ночи вышли на изъезженную грузовыми машинами дорогу, ту, по которой ходили в начале лета. Вдали забрезжил огонек. Там ночуют лесорубы. В маленьком вагончике тепло и сухо. Полно мужчин. Удалось раздеться и выжать одежду. Дали смену белья. На полатях уложили на чистейшую, с белыми простынями постель. Все казалось сказкой. На улице дождь усиливался, а в вагончике тепло и уютно.

Начальник заставы остался на ужин. Теперь он гордится выносливостью и целеустремленностью Андрея. На все лады его расхваливает. Седая борода, возраст – все вызывает уважение.

Гостеприимные хозяева рубят вековые буки, вывозят в Турцию. Обратно на одной из грузовых машин, груженных толстыми стволами, мы вернулись в Батуми.

В августе на катере приехал к нам сын Павел. У него украли фотоаппарат, который ему привез Андрей из Италии. Очень кстати оказался гостинец – кусок сала. Павел не понимал нашего положения. Когда я сварила манную кашу на воде, использовав небольшой неприкосновенный запас крупы, он попросил молока.

С сыном мы поехали в последнюю в этом сезоне поездку в горы Шавшетского хребта. Она во многом походила на все предыдущие. Помогал Нодари Абусеридзе. В Шуахеви посадил в автобус, следующий в нужном нам направлении. По дороге в автобусе среди пассажиров возник спор. Все приглашали к себе в дом. Победил учитель географии, потому что он ближе к ботанике. Андрей нашел новый вид вайды, которую назвал в честь сопровождавшего нас во многих экспедициях сына – вайдой Павла.

Все лето я была в смятении. Кому поручить присмотр за садом? Сулико Мироновна – декан биологического института, в котором я преподавала, советовала поручить Олегу. Она была им подослана. Продавать место на Зеленом мысу я не могла. В Сакребуло Тамара с Сашей оставили заявление о том, что если я задумаю продавать, то должна предложить им первым. Но я знала – обманут и посмеются. Да и продавать не могла. Родина, любимая. А уезжать нужно.

Нужно найти верного человека, но не в моем окружении.

И я выбираю Авто Беридзе-патара – маленького. Он родом из Замлети, недалеко от Шуахеви. Стал жить на Зеленом мысу лет пять назад. Работает в ботаническом саду милиционером. Раньше мне помогал собирать виноград. Хорошо лазает на деревья. Живет он за перевалом. Там в небольших, сбитых из досок клетушках, живут несколько семей. Авто там построил себе дом по горскому образцу. Его жена Натела не говорит по-русски. У Авто сын-подросток и две маленькие дочки-погодки. Он соглашается присматривать за садом.

Сентябрь. Нужно уезжать. Наташа Васильева и ее супруг Толя Степурко живут у перевала на половине Адяки, землю которого унаследовали. Теперь хотят ее выгодно продать. Торгуются. Хозяйственная Наташа нашла покупателей на мою мебель. Это очередные горцы, недавно переселившиеся в чайный техникум. Я часто их вижу, идя на работу. Молодой, с густой черной копной волос мужчина, производит впечатление разбойника. Плохо одетая жена все время с наклоненной головой, с веником в руках. Живут в разбитой комнатке рядом с гаражом.

На трактор погрузили мой чешский гарнитур, верно служивший в Магадане. Тетка смотрела с одной стороны, Сашка с другой. Теперь они уверены в моем отъезде.

Сосед Брунджадзе покупает оставшиеся брикеты. Не скоро мы тут будем что-то строить!

Ситуация меняется. Я уезжаю, и по законам колхоза мне остается 600 квдратных метров, (шесть соток). А брат, раз он переехал жить на Зеленый мыс, теперь может претендовать на 1000 метров, то есть отобрать у меня недостающие сотки. И в этом направлении предпринимаются шаги. Неожиданно на моей площадке появляются молодые неизвестные люди в камуфляже, с автоматами. Вызывают в милицию. Там сидят оба брата, жалуются на меня. Говорят, что я их оскорбляла, что я русская. Я сижу напротив. Лица родных искажены злобой. Чего они от меня хотят? Выгнать!

Во главе Махинджаурской милиции теперь Автандил Пахуридзе. Я его встречаю каждый день, идя на работу. Он имеретинец, на Зеленом мысу давно, знает меня, защищает. Братья уходят неудовлетворенными. Меня удивляет, ведь они между собой в ссоре. Понимаю: Олег требует отработки за свои прежние благодеяния. Дело вовсе не во мне, а в земле, в площадке с видом на море.

За лето набралось очень много гербария. Вывезти вещи мы не можем: нет транспорта. Я расстилаю одеяло, в середину кладу пачки с сухим упакованным гербарием, а потом зашиваю. Набралось больше десятка таких тюков. Остальное взять не смогли.

В последний момент Автандилу Беридзе, которому мы поручали охрану нашего сада, удалось достать трактор.

Быстро грузим тюки на трактор, а сами бежим вниз с нашей горы. Там садимся на автобус до Батуми. На пристани уже собралась толпа. У причала стоит катер «Михаил Светлов». Посадка будет трудной. Вся надежда на помощь Авто. Он вскоре подкатывает на тракторе с нашим скарбом. На посадке свалка. Кидаем вещи через борт. Протискиваемся.

На катере сидим на куче вещей. Мы еще не ощущаем, что покидаем Зеленый мыс навсегда. Еще будем сюда приезжать. Но Зеленый мыс уже перестал быть нашим домом. Дальше – только долгое прощание.

Полоса воды все сильнее и сильнее увеличивается, берег уходит вдаль. Я вглядываюсь туда. Минуем БНЗ, над ним вдалеке возвышается в тумане Мтирала, затем Махинджаури, родной Зеленый мыс. Катер выходит в открытое море. Берег постепенно исчезает.

М.Т. Мазуренко © 2012 Утраченная Колхида