М.Т. Мазуренко © 2012

Утраченная Колхида

В книге через личные воспоминания рассказывается о судьбе семьи потомков баронов фон Зельгейм на фоне уникального места - Зеленого мыса, Батумского ботанического сада с начала ХХ века и до начала ХХI века. Рассказывается о судьбах пистелей, ученых. Драматические сюжеты внутри одной семьи, государства – все переплелось в этом повествовании, написанном ярким языком большой эмоциональной силы. Автор - профессор ботаник, публицист и писатель Мая Мазуренко.

Автор просит учесть, что некоторые ее персонажи и события являются вымышленными.

© OCR – М.Т. Мазуренко, 2012. Воспроизводится по тексту: Мазуренко М.Т. Утраченная Колхида. – М., 2012. – 448 с.

Глава 1. 1878 -1921. Эпоха раннего освоения Колхиды. Под патронатом Русской империи || Глава 2. 1921-1946. Советизация Грузии. Коллективизация. Отечественная война || Глава 3. 1947-1954. Отрочество и юность || Глава 4. 1954-1960. Мои университеты || Глава 5. 1960-1984. На Зеленый мыс наездами || Глава 6. 1984–1988. Снова на Родине || Глава 7. 1989-1991. Одна на Родине || Глава 8. 1992-1993. Лето с Андреем. Шторм || Глава 9. 1994–2004. Последние приезды

Время и место

Зеленый мыс находится в глубине Батумской бухты, у ее основания, в десяти километрах от Батуми вдоль берега Черного моря.

Склоны Малого Кавказского хребта, обращенные к Черному морю, сначала круто, затем холмами спускаются к морю. Они прорезаны глубокими ущельями горных рек. В некоторых местах скалы круто врезаются в море. Реки Королистави, Барцхана, Чаквисцкали при впадении образовали заболоченные долины. Главная река Аджарии – Аджарисцкали, приток Чороха, дала название всему краю.

С незапамятных времен полноводный Чорох у своего устья выносит на берег камни, образуя длинную, в несколько десятков километров, косу, отгородившую глубокую бухту.

На ней расположен город Батуми – столица Аджарии.

Над Батумской бухтой возвышается гора Мтирала. По- грузински это означает «плачущая». Гора большей частью окутана тучами. Испарения моря, наталкиваясь на горы, изливаются мощными ливнями на холмы. Андрей Николаевич Краснов – основатель Батумского ботанического сада – назвал это место южной Колхидой с влажным субтропическим климатом, напоминающим японский.

Севернее, у впадения в море реки Рион, ниспадающей с Большого Кавказского хребта, находится город Поти, древняя столица колхов (Фазис). Сильные пловцы доплывают из Батуми в Поти. По преданию, сюда на корабле Арго приплыл Язон и добыл золотое руно, похитив у царя колхов Еэта его дочь Медею.

Глава 1. 1878 -1921. Эпоха раннего освоения Колхиды. Под патронатом Русской империи

Со времен Язона до конца ХIХ века холмы в основании Батумской бухты были покрыты густыми лесами из каштана и бука с непроходимым подлеском из рододендрона понтийского, лавровишни. И только выступающие в море скалы посещали мореплаватели.

В средние века, во времена царицы Тамары, владения Грузии, в том числе и Колхида, простирались по побережью вплоть до Трабзона. На всей этой территории до сих пор даже в самых неприступных местах встречаются хорошо сохранившиеся горбатые каменные мостики, которые называют «мостами царицы Тамары.»

Южные районы Грузии были под турецким владычеством в течение 300 лет. Это отразилось на жизни аджарцев, которые в своем большинстве стали мусульманами.

К северу по побережью со средних веков существовала крепость Петра, которую штурмовали русские войска в 1878 году. Этот скалистый мыс называется Цихис-дзири.

Батуми в те времена был захолустной северо-восточной провинцией Турции. Из окон домов стреляли в диких зверей. Небольшие деревянные дома стояли на высоких сваях, так как местность была болотистой. Ливни, затяжные дождливые периоды, характерны для этой влажной местности. В болотах размножались малярийные комары.

Завоевание южной части побережья Черного моря вплоть до Трапезунда (ныне Трабзон) имело огромное значение для Российской империи. Уникальный климат обещал большое будущее этому краю.

10 лет беспошлинной торговли принесли свои плоды. Ранее дикий край превратился в русскую Ривьеру. Так стали называть Батум и его окрестности.

В Батуми (Батуме, как тогда говорили) вырос большой православный храм. Потом еще одна православная церковь, синагога, мечеть и огромный католический собор. Город стал многонациональным. Здесь было много греков. Возможно, они тут жили с древности. На побережье, в окрестностях Цихис-дзири, на почти отвесных склонах холмов и поныне сохранились греческие поселения Квирике и Дагва со старинными небольшими деревянными церквями.

На безжизненной приморской гальке был создан уникальный парк приморского бульвара. Для этого рыли большие ямы, на арбах с гор привозили плодородную лесную землю и сажали саженцы. В конце тридцатых годов, в моем раннем детстве, бульвар был густым тенистым парком с ботаническими редкостями: хвойными деревьями, большой бамбуковой рощей, лианами, бананами, пальмами…

Среди знаменитостей, которые посещали Батуми в начале ХХ века, был и Сергей Есенин. На Кавказе он написал незабываемое «Шагане ты моя, Шагане». На доме, где он останавливался, была мемориальная доска. В селе Константиново, на родине Есенина, в литературном музее есть фотография: поэт с друзьями на берегу озера Сары гель. Это озеро около бульвара в пионерском парке я знала под названием «Комсомольское». Морская вода во время штормов входит в это озеро.

В конце ХIХ века в Юго-восточную Азию были посланы две крупные экспедиции, так называемые чайные. Их возглавил известный ботаник-географ Андрей Николаевич Краснов – основатель Батумского ботанического сада на Зеленом мысу. Он привез из Юго-восточной Азии много полезных растений, обещавших расцвет субтропического края, в том числе главные 12 даров Востока, среди них такие важные как чай, хурма восточная, бамбук, цитрусовые, камфарный лавр.

Возможность выращивания чая, цитрусовых и многих других полезных субтропических культур послужила быстрому освоению прибрежных холмов.

Земля была дешевой. Быстро скупались отроги холмов вдоль побережья: в Махинджаури, на Зеленом мысу, и далее по побережью в Чакве и в Цихис-дзири. Кому не хочется иметь свой дом и сад на теплом юге!

Темные леса, застойные малярийные болота превратились в райские сады.

Строительство шло с большим размахом. Возводились дома в мавританском стиле и в стиле модерн – по моде того времени.

Частные владения князей Голицыных в Цихис-дзири, Стояновых – в Чакве, Татаринова и Д, Альфонса на Зеленом мысу превратились в уникальные парки. Не только приморский холм пятидесятиметровой высоты был освоен частными владениями, но и второй и третий параллельные холмы. Лестницы каскадами спускались с холмов к морю. Их обрамляли прекрасные аллеи редких растений: пальмы, кипарисы, бананы и многие другие. Стал издаваться ежемесячный журнал «Батумский сельский хозяин». Дикий край в короткий срок превратился в модный курорт.

Воображение рисует дам в пышных туалетах, играющих в крикет. Открытые вагоны летних поездов. Красивые виллы.

По дорогам вверх тянутся арбы. Аробщик, аджарец в замысловатом башлыке в виде многоярусной шляпы, погоняет медлительного буйвола.

Владельцы дач тесно общались. Их связывали традиции тех времен и соседство. Навещали друг друга, вместе ходили на море. Летом, во время курортного сезона, приезжали родственники и знакомые. На Зеленом мысу на моей памяти на слуху были фамилии владельцев усадеб: Баратова, Ратьева, Абашидзе, Татаринова, Карелиных, Триандифилис, Кривицких, Жубер, Моат, Калистратовых, Лисицких, Стюр, Дукмасовых, Белуцких, Цимблиниди, Никольских... Этими именами в конце тридцатых годов еще называли дома и окружавшие их сады. Так и говорили: «дача Никольских». Хотя Никольских там давно не было после советизации Грузии в 1921 году, экспроприации и национализации частных владений.

Главная военная дорога в течение века шла от Батуми вдоль моря, затем в районе Зеленого мыса, извиваясь серпантинами, поднималась на Чаквинский перевал. И такими же серпантинами спускалась вниз в долину реки Чаквы, мимо раскинувшихся на пологих холмах плантаций чая. В начале ХIХ века под холмом провели тоннель, и часть дороги была спрямлена.

В Чакве дорога берет круто вверх на Цихисдзирский холм. Преодолев перевал, она снова вьется, спускаясь вниз к морю мимо разрушенной древней крепости Петра. Параллельно морю и железной дороге идет шоссе, достигая городка Кобулети. Поворачивает и идет вдоль моря примерно двадцать километров вплоть до впадения речки Чолоки – границы Аджарии.

Сходство названий Чорохи и Чолоки в 1921 году сыграло важную роль при разделе границ между Советским Союзом и Турцией. Я часто слышала о том, что Ата Тюрк, понимая значение Батумской бухты, хотел провести границу по реке Чолоки. Но аджарские чиновники схитрили и провели ее по реке Чорохи. Таким образом, вся территория Аджарии осталась за Грузией. Возможно, это просто приятная сердцу аджарца легенда. Но факт остается фактом: Батумская бухта со своим важным экономическим значением и территория, окружающая бухту, с уникальным субтропическим климатом, осталась за Аджарией, ставшей отдельной автономной республикой в составе Грузии.

Меньше чем за сто лет, с конца девятнадцатого века до середины двадцатого, Аджария пережила эпоху бурного расцвета, затем медленного падения. Эти события оставили глубокий след не только в жизни населявших ее людей, но и в природе южной Колхиды.

Море. Мне три года. С моим отчимом Шуриком (Александром Давидовичем Твалчрелидзе) на небольшом пассажирском катере я еду в Батуми. Осень. Море прозрачное, видно очень глубоко. Голубая вода пронизана белым кружевом медуз. Их тысячи. Большие и маленькие белые зонты с замысловатыми студенистыми оторочками. Вдали зеленеют холмы. Тепло. На душе празднично.

Это мое первое воспоминание о Зеленом мысе. Вся жизнь в этом замечательном месте проходила на фоне моря. То оно было тихим и прозрачным, то серым, покрытым грозными «барашками». Огромные валы разбивались о берег. Лунная дорожка прочерчивала и Батумскую бухту. Много, много живых картин моря я наблюдала в тех местах. Но без ярко-зеленого берега, обрамляющего море подобно красивой раме, нельзя себе представить Зеленого мыса. Холмы меняли свой облик. А море оставалось неизменным.

Я родилась в 1935 году в Тбилиси (в то время еще Тифлисе). В 1939 году моя мать с отчимом переехали на Зеленый мыс. Вступили в колхоз. Это было связано с тем, что мою овдовевшую прабабушку Марию Константиновну Зельгейм, в прошлом баронессу фон Зельгейм, причислили к кулакам и грозили лишить земли. До революции она владела частью горы вместе с моим прадедом Антоном Генриховичем фон Зельгейм. Сын Антона Генрих – мой дед. Он работал в Тифлисе мелиоратором, а в Батуми не мог найти себе работу. Для того чтобы сохранить надел и присмотреть за пожилой моей прабабушкой, переехали на Зеленый мыс моя мама и отчим. Таким образом, большая часть бывшего имения осталась в семье.

С Зеленым мысом связано мое детство, юность. Туда я стремилась и позже. С 1984 по 1993 годы, после смерти мамы, я снова работала в Батумском ботаническом саду, ездила в горную Аджарию. Потом бывала там наездами. Это моя родина.

Станция Зеленый мыс

В 1902 году вдоль морского побережья протянулась железная дорога, соединившая Батуми со столицей Грузии Тбилиси и с городом Баку в Азербайджане, откуда нефть перевозили в Батуми и далее отправляли морским путем в Европу.

Скала над тоннелем выдается в море, образуя живописный мыс. Зеленый мыс. Волны прибоя непрестанно бьются в его основание, препятствуя входу в соседнюю бухту.

За скалой – приморский крутой холм, бывшие владения генерала Баратова. Сквозь холм прорыт тоннель. Перед тоннелем, в темном ущелье, находится станция «Зеленый мыс». К маленькому станционному домику ведут две полукруглые лесенки, соединяющиеся на высоте 5 метров. В центре образовавшегося при их слиянии полукруга растет кордилина.

Почти у самого входа в тоннель бьет родник. К воде спускаются ступеньки. Во влажном ущелье сыро. Противоположный к железнодорожному полотну вертикальный склон зарос нежным папоротником «венерины волосы».

А выше, на холме, расположились террасы с посадками экзотических деревьев и кустарников. Далее от станции за крутым утесом ущелье расширяется. Там разбит сквер с высокими с огромными камфарными лаврами, хвойными породами, азалиями, магнолиями, превращающимися весной в огромный букет лилиевидных розовых цветков... Между деревьями и кустарниками все пространство засыпано морской галькой, которая под ногами курортников, приезжающих на Зеленый мыс, и жителей Зеленого мыса постепенно вдавливается в глинистую, увлажненную частыми ливнями, землю. Гальку время от времени подсыпают.

Замечательная лиана вистерия китайская – японская глициния – обвила толстыми стволами высокий кипарис, перекинулась на платан. В изгибах лианы можно кататься как на качелях. Это излюбленное место фотографов, стремящихся сделать эффектный снимок. В начале мая лиана покрывается кистями сиреневых соцветий. Они появляются раньше листьев, издают тонкий нежный аромат.

На Зеленый мыс ведет шоссе, извиваясь головокружительными серпантинами на подходе к станции.

Каким это место было в начале ХХ века, когда только-только были посажены деревья и кустарники, – трудно представить. Искусный садовник предусмотрел их будущую красоту, соразмерность роста.

В тридцатые годы, по моде тех времен, сквер и станцию стали обрамлять невысокими белыми колоннами. В сквере появился магазин, выросли павильоны, маленькие ларьки курортных товаров, сделанные из бамбука, духан, откуда разносились крепкие пищевые запахи. Из санатория на горе вниз к станции, а затем через полотно железной дороги на пляж, спускались отдыхающие.

Около станции Зеленый мыс, над тоннелем в темном ущелье – вход в ботанический сад. Шоссейная дорога поднимается крутыми поворотами на высокий холм над морем – к дирекции ботанического сада.

Вдоль дороги на склонах холма растут экзотические деревья.

Через железную дорогу выход к морю на пляж и на причал, откуда катера курсируют в Батуми.

История семьи Зельгейм

О бывших имениях (их называли дачами), в основном зеленомысских, и их владельцах я много слышала в детстве и юности.

В начале ХХ века на склонах холмов сохранилось еще немало природного леса. Плантации мандаринов и чая располагались вокруг имений, преимущественно на южных склонах холмов. Между имениями были проложены дороги, по которым можно было проехать на арбе, по крутым склонам шли тропинки и лесенки, спускающиеся в ущелье, а затем поднимающиеся вверх на соседний холм. Такими я их еще застала.

Самые красивые и богатые имения располагались на первом холме, близ моря.

На втором холме от берега моря находилась усадьба моего прадеда Антона Генриховича фон Зельгейм и его супруги, моей прабабушки по материнской линии Марии Константиновны, в девичестве фон Хельфрейх. Часть холма, покрытого девственным лесом из бука кавказского, была куплена в 1912 году.

С ней граничили с одной стороны - вверх по холму – дача Карелиных, с другой, - вниз с холма – дача китайца Ляо Джин Джао.

Переездуиз Хилка на Зеленый мыс Антона Генриховича и Марии Константиновны Зельгейм способствовал отдых в Цхис-дзири их сына Генриха, в будущем моего деда, и его жены Мадлен Монрибо – моей бабушки.

Генрих и Мадлен только что поженились, а в Цихис-дзири провели свой медовый месяц. Одновременно выяснили возможность покупки земли.

Прадед и прабабушка оставили Хилок в Иркутской области и переехали на Зеленый мыс.

На своем участке, на южном склоне холма, они прорезали параллельные террасы. На них посадили мандариновый сад. Верхушку хребта срезали. Большая плоская площадка предназначалась для постройки большого дома. А для начала был выстроен небольшой одноэтажный домик на три комнаты, в котором, кроме моих прадеда и прабабушки, жил их садовник – Павел Гетман. Прадед этот дом называл «домиком садовника», рассчитывая в будущем оставить его Павлу. В конце площадки прадед посадил три веерные пальмы. Эти очень красиво расположенные пальмы должны были напоминать о его трех внучках: старшей - Веронике Генриховне, (моей маме), средней – Марии Генриховне и младшей – Иде Генриховне.

Деньги, предназначавшиеся для постройки большого дома, да и другие сбережения в начале первой мировой войны в 1914 году обесценились. Но участок с домиком сохранился. Прадед работал в Батуми по финансовой части. Кроме сына, у прадеда и прабабушки была дочь Мадлен. В 1913 году в Хилке она вышла замуж за офицера Ланского.

Моя бабушка по материнской линии, - Мадлен – француженка, урожденная Монрибо, родилась в Париже. Ее отец был родом с юга Франции. Бабушка очень гордилась тем, что он гасконец. В семье, кроме бабушки – старшей, было еще три брата: старший - Жан, названный в честь отца, второй - Поль, третий – Жак. При рождении младшего брата мать умерла. Отец, почтовый работник, женился снова. Мачеха невзлюбила девочку. В детстве бабушку звали Роз, то есть Роза. Училась она очень хорошо, переходя из класса в класс досрочно. Поэтому школу кончила в 16 лет, с правом преподавания французского языка. Этим она и воспользовалась, подписав контракт в Россию, в Иркутск.

В гимназии, где она преподавала, Роз себя очень хорошо зарекомендовала. Ее взяли в семью Зельгейм для того, чтобы она, живя вместе с детьми Антона Генриховича и Марии Константиновны, тренировала их по французскому языку.

Дочь Антона – Мадлен подружилась с Роз, которая в знак расположения взяла себе второе имя Мадлен. Она была католичкой и поэтому имела несколько имен. Так это интерпретировала сестра деда. В 60-х годах она писала мне об этом из Сиднея (Австралия).

У моей бабушки была другая версия, видимо, более реальная. Будучи француженкой, Роз грассировала. В Иркутске французы были редкостью, а евреи хорошо знакомы. Грассировавшую Роз чаще всего считали еврейкой. Бабушка – большая патриотка своей родины – сменила имя Роз на Мадлен. В дальнейшем, когда ее стали звать по имени-отчеству, перевела и свое отчество. Стала Мадлен Ивановной.

Семья Зельгейм – протестанты. Происходили из остзейских немцев. У родителей прабабушки были большие имения в Ревеле (Таллине), дом (замок) в старом городе, имения в Умани и еще где-то. Это то малое, что я знаю о своей прабабушке Марии Константиновне, родившейся в 1863 году. По своему происхождению она наполовину шведка. О прадеде я знаю еще меньше. Он также из немцев восточной Пруссии. Многие документы пропали во время отечественной войны с Германией в 1941 году, когда деда, как немца, хотели сослать в Казахстан. Дед с бабушкой в это время жили в Тбилиси. Уже были поставлены штампы в паспортах, собраны узлы. Соседи разобрали все, что оставалось из вещей. Мой дед, – Геноих Антонович,-известный в Грузии мелиоратор – хлопотал о том, чтобы его не ссылали.

В день высылки поздно вечером он пришел домой. В паспортах штамп о ссылке в Казахстан был перечеркнут крест-накрест. Эту печать мне показывала бабушка, рассказывая, как вещи, растасканные соседями, вернуть не удалось. Мой дед Генрих в последний момент оставил на хранение свою родословную, как казалось, верному человеку: свекрови своей средней дочери Марии, с которой Генрих был в дружеских отношениях. Надеялся на то, что она сохранит. Когда на следующий день, освобожденный от репрессии, дед пришел за своими документами, он обнаружил только обгоревшие головешки. Далее о родословной говорили неохотно.

Сведения о прошлом моих родителей, истории, связанные с Зеленым мысом, я в основном почерпнула из рассказов, услышанных мной в детстве. Поэтому они нередко обрывочные и не всегда точные.

К религии и дед и бабушка относились равнодушно: основная их жизнь прошла в советские годы, когда о религии не было принято говорить вслух. Бабушка была атеисткой. Говорила, смеясь, что на кладбище поедет на велосипеде.

Генрих был на 4 года младше моей бабушки. Полюбили они друг друга в те времена, когда бабушка жила в семье Зельгейм в Иркутске.

Генрих после окончания гимназии в Петербурге поступил в политехнический институт.

Бабушка переехала в Самару, стала преподавать французский язык в гимназии. По окончании института Генрих был премирован путешествием из Одессы во Владивосток. Это путешествие оставило глубокий след в его памяти. Два альбома фотографий, сделанных в то время, в семье хранили как реликвию.

Из семейных ценностей мне достались только эти два альбома, которые дед иногда листал в темные военные вечера. Я, в то время восьмилетняя девочка, стояла рядом, рассматривала открытки. Они казались удивительными. Длинные ногти японских самураев, молодой дед на слоне и другие. Сердце замирало. Дед рассказывал.

По окончании плавания, прибыв во Владивосток, дед поехал в Хилок, где в то время жили его родители. Вызвал из Самары Мадлен. Сыграли свадьбу. Они ждали этого дня семь лет. Одновременно выходила замуж и старшая дочь Зельгеймов.

У меня сохранилось письмо из Сиднея, написанное в 1971 году дедушкиной сестрой Мадлен, с описанием этого события. Несмотря на прошедшие долгие годы, снисходительный тон по отношению к Мадлен-Роз, моей бабушке, сохранился. Этот брак считали в семье мезальянсом. Ведь и Мария Константиновна, и Антон Генрихович, и их дети – бароны. А бабушка не имела никаких титулов, кроме яркой красивой фамилии Монрибо, означавшей в переводе «мой смех красив». В гимназии, как она рассказывала, за веселый нрав ее звали «солнышко». Моя мама любила это повторять. Когда бабушка после тягостной многолетней потери памяти умерла 1971 году в Тбилиси, на поминках мама рассказывала об этом. В тех краях к смерти относятся почтительно и любят красиво говорить.

Деда после окончания института распределили в Мирзачуль – в Голодную степь, в Среднюю Азию. В 1914 году в Ташкенте родилась моя мама – Вероника Генриховна Зельгейм.

У дедушки и бабушки в Голодной степи были дом, корова. Дед имел красивый голос и внешность, любил играть на скрипке. Бабушка аккомпанировала ему на фортепиано. Свою среднеазиатскую жизнь бабушка вспоминала с большим удовольствием, делая ударение на том, что не боялась трудностей. Там в 1918 году родилась вторая дочь,- Мария, (в дальнейшем – Майя).

В 1921 году появилась третья дочь – Ида, в дальнейшем Дуду. Бабушка любила переименовывать. Маму в семье звали Икой. Дед официально звался Генрихом, а в доме бабушка звала его ласково Тари, что означало Лотар. У него также было несколько имен. На столовых приборах выгравирован вензель L.S.

В Средней Азии бабушка научилась мастерски готовить плов. В Тбилиси, где они жили после Средней Азии, в доме хранили среднеазиатские сувениры: красивый письменный прибор, изображающий хлопковый куст, ковер на стене, перекрещенные сабли.

От жизни в Самаре у бабушки остались две плошки, расписанные хохломской росписью, о которой она говорила с восторгом. Способность восторгаться была унаследована и старшей дочерью. Это очень украшало характеры бабушки и моей мамы Вероники.